Non Cursum Perficio
Шрифт:
– И теперь ты хочешь её включить здесь, чтобы перекрыть все проделанные Ливали бреши и запереть её офицеров в Антинеле? – восхищённо спросил Диксон, хватая от избытка чувств себя самого за свитер.
Поль с довольной улыбкой кивнул; Камилло тоже интенсивно закивал, потом призадумался и осторожно спросил:
– Слушай, а офицеры Ливали не разнесут со злости весь этот твой НИИ? Там всё-таки мирное население, учёные...
– Не разнесут. Без подпитки узами они даже от линолеума не отклеятся. Ведь колодцев с лёгким электричеством нет нигде, кроме Некоузья. Когда клин закроется, то, образно выражаясь, створкой двери им оборвёт всю
– Там всегда один выключатель... эта зараза его в нашем подъезде ночью оторвала, – Диксон обнял себя за плечи, и в его светлых глазах сизым туманом всколыхнулась безнадёжная грусть по Рыжику.
Зря, зря он разрешил своему найдёнышу соваться в эти проклятые земли, надо было не слушать уверений «Это просто праздник, что там может случиться плохого», надо было запереть, спрятать... спасти. Поль дёрнул рукой, и на идеально отмытый кафельный пол ссыпался столбик безмолвного пепла. Проговорил тихо:
– Ты не спас бы. Мы с ним из одного вещества созданы, беспокойная ртуть в наших венах... Мы можем лишь ненадолго опуститься и отдохнуть на полянке с ландышами или на ромашковом поле – а потом нас снова потянет в болота и топи, ловить блуждающие огоньки да слушать цапель.
– Поль, а Поль, а скажи мне... – Камилло осторожно подкрадывался к сокровенным тайнам Бониты, прислушиваясь к хрусту льда под ботинками.
– Я останусь с Элен, – спокойно ответил тот, встретив взгляд Камилло. – Я уже решил. Лучник, у которого нет стрел – хотя бы одной Стрелы... он уже не лучник. Ведь это я, послушай, это именно я отправляю её в полет, задаю ей направление. Тогда я был слишком молод и не понимал взаимосвязей вещей и людей нашего мира. Теперь понимаю. Всё, что случается – оно не случайно. Ты, сын ведьмы, узмар, встретил Рыжика – и никто другой этого не смог бы сделать. Не горюй над тем, чего у тебя нет. Радуйся тому, что у тебя есть... Камилло.
Они снова посмотрели друг другу в глаза, залитые прозрачными водами галогенового света.
Тень Камилло положила ему руки на плечи, и Диксон ощутил это прикосновение сквозь пряжу свитера; тень Поля склонила голову с косами-бараночками и смотрела в пол, словно ей было стыдно.
В повисшей тишине они, наконец, услышали задыхающийся, зло-отчаянный голосок Селии, явно орущей уже не меньше десяти минут:
– Выходите! Выходите, сколько уже можно там сидеть! Или стоять! Или что вы там друг с другом делаете вообще...
– Какая испорченная девочка, – ласково сказал ей сквозь дверь Бонита, не изъявляя никакого желания отпереть. – И между прочим, это от твоего какао и уносят меня, и уносят меня в звенящую снежную даль три белых коня, эх три белых коня – биде, унитаз, писсуар...
Селия поперхнулась очередным воплем и контуженно затихла. Поль подмигнул жующему свои усы в попытке не засмеяться в голос Камилло, и вновь угнездился на подоконнике, вытянув шею и выглядывая в ту небольшую часть окна, что не была замазана белой краской.
– Конечно, тут несколько не хватает камина, пледа, трубки и скрипки, но… но зато отлично просматривается подъезд к интернату, и никто не стоит над душой с блокнотиком
– Определённо, – поддакнул Камилло, опираясь рядом о стену и меланхолично глядя на текущую из кранов водичку.
– Тем более, чувствую я, что ждать в этом чистилище нам осталось не так уж долго...
Мёд и дёготь
– Что здесь было вообще, сожри вас медь?! – Анияка, в отличие от своей всегда корректной мамы Слады, в выражениях не стеснялась. Да и как было не орать, когда приходишь домой вместе с Шэгги, успешно одержав победу над детьми никельщиков и закидав их снежками так, что они с визгом и жалобами убежали за мост – а дома вот это всё!
Начиная от развороченного окна в выстуженной кухне, сквозь которое явно кого-то выкинули со второго этажа мордой в снег, и заканчивая Смайликом с исцарапанной шеей, нервно пьющего прямо из бутылки настойку из шпальника. Которая вообще принадлежит Шэггиному папе, и потому трогать которую по силе риска равносильно одиночному походу на Задний двор. Даже, пожалуй, покруче.
Шэгги маячил за спиной разгневанной Анияки, слегка стыдливо прикрывая варежкой синяк на скуле, и молчал.
– Вечно вы где-то шляетесь, когда позарез нужны, – угрюмо сказала Тин-Тин, подметавшая на совок битые стекляшки и какие-то странные железные колючки, невесть откуда появившиеся в их кухне. – Тут были ведьма, иголка и лживая льстивая девица из Кирпичного, которые все передрались за дневник Смайликовой мамы и едва не поубивали и нас. А ведь врали, что хотят Майло в узмары посвятить... какая гадость!
Она досадливо бросила веник в угол, под мойку, и ссыпала мусор в жестяное ведро. Анияка немо хлопнула ртом, словно рыба.
– Смайлик, тебя душили? – со смесью сочувствия и зависти к покрытому боевой славой другу осведомился Шэгги. Руку от синяка он убрал.
– Да, проводами, – хрипло ответил Майло, отрываясь от горлышка бутылки. Казалось, немалый градус настойки мальчишку вообще не берёт: Майло по-прежнему то и дело коротко вздрагивал, как от удара током, и смотрел себе через плечо. – Шэг, твой отец скоро приедет?
– К утру только, он на смене, – Шэгги прекратил стоять столбом и стал помогать Тин-Тин, которая, брезгливо сморщив конопатую мордочку, попыталась ногой закатить в пакет испорченный Ютой горшок от традесканции – из него до сих пор торчали металлические стебли и колючки.
– Плохо, – Майло вытер лоб рукавом и отпил ещё. – Не хотелось бы вас тут бросать без взрослых. Но мне тоже нужно в Кирпичное...
– Смайл! Да ты опсихел нахрен с этими своими шляниями! – заорала Анияка и швырнула в даже не попытавшегося увернуться Майло своей шапочкой. – Хочешь, чтобы тебе в этом адском интернате с унитазным ершом и санитарным утёнком мозги прочистили?!
– Хочу вызволить оттуда Полли, – сумрачно отозвался Майло. – Я сразу не додумался, когда вся эта каша заварилась… Тин-Тин отдала дневник мамы нашему профессору, Рыжик и вредная девица с муфточкой искали дневник, и оба не сговариваясь уехали в Кирпичное. Это значит лишь одно...
– Не отдала, – еле слышно сказала Тин-Тин, стоя на коленях над расколотым горшком, и угрюмо посмотрела на друзей из-под густой чёлки.
– Так ты же сказала... Ты что – их всех обманула, маленькая врушка? – с осторожным желанием поверить вопросил Майло, наклоняясь к девчонке. Анияка восторженно запрыгала на пороге, хлопая снятыми варежками, с которых посыпались комочки льда: