Non Cursum Perficio
Шрифт:
– А ты пойдёшь со мной, Кса? – я обнимаю её, живую, горячую, ласковую, и с внезапной тоской осознаю, что наше время неостановимо утекает сквозь мои пальцы. Ксандья молча отрицательно качает головой, и её длинные пушистые локоны щекочут мне кожу.
– Но почему? Почему мы не можем уйти вдвоём?
– Я не знаю выхода на… Дорогу, – тихо отозвалась Ксандья. – Дети Са обретают это знание лишь после смерти. А я ещё не готова познать, пойми это… и прости меня, Сао, прости меня.
– Конечно. Я всё равно буду любить тебя до последней секунды, Кса, до последней бусинки времени, до последнего мига
– Так люби же! – в тёмных глазах Ксандьи блеснули слёзы, когда она отбросила за спину гриву пепельных волос и с вызовом посмотрела на меня. – Люби и верь – стрела рассекает все преграды, даже преграды времени!
…Утром она тихо ушла – тонкая фигурка в прозрачном белом платье. Улыбнулась светло и ясно, и было так нелепо думать, что когда-нибудь утро наступит без её аромата «Princess in white», её хрустального смеха, ванильных губ и кошачьих глаз… Я потёрся щекой о подушку и посмотрел в кружащий за окном узорчатый снег. Вьюга устала и обессиленно стихла; в семь часов Антинель, ещё в полудрёме, сонно потягивал кофе на натопленных общих кухнях и разминался в ежеутреннем трёпе по пути на работу. Можно ещё поваляться в постели, а можно зайти в «Дырку от бублика» выпить горячего шоколада со сдобным рожком…
Совершенно невежливый стук в дверь не дал мне выбрать ни один из этих вариантов.
Потянувшись за халатом, я брюзгливо осведомился у закрытой двери, кого это чёрт принёс в такую рань, когда все нормальные люди мирно похрапывают в своих уютных постельках, а не шляются по гостям, подобно одному медведю с опилками в голове.
– Сао, извини, – пробормотал из-за двери женский голос с сильным испанским акцентом. Ещё через минуту, отперев, я обнаружил напротив растрёпанную и – не может быть! – зарёванную Марио Оркилью в наспех натянутом красном платье. Кутаясь в чёрную шаль с вышитыми розами, Марио устроилась в кресле, скрестив длинные безупречные ноги, и нервно закурила, избегая на меня смотреть. Решив, что злиться на неё сейчас бессмысленно, я решил проявить гостеприимство и занялся завариванием каркадэ.
– Сао, – глухо повторила Марио мне в спину, – скажи, насколько Норд был откровенен с тобой? Я знаю, что вы часто общались, он даже жил у тебя какое-то время в Марчелле, когда ты перевёлся в Кессельский филиал, в СИИЕС, из-за войны с Патриком… Ведь это Норд уговорил тебя вернуться в Антинель. Он что-то тебе рассказывал… про себя?
– Марио, ты сама себя послушай, – я покачал головой, глядя в мельтешение пузырьков закипающей воды на чай. – Норд никогда и ни с кем не откровенничал. Не хочу тебя обидеть, Марио, но объект твоей неудобопонятной мне страсти был на редкость неприятной в общении личностью.
– Ясно, – просто и без обиды кивнула Марио. – Значит, слова «Лейденский исследовательский центр» тебе ничего не говорят. Как, впрочем, и слово «Номонхан»…
– Что?! – я едва не обварился кипятком, вздрогнув так сильно, что на плиту выплеснулось сразу полковшика. Марио безучастно посмотрела на свою сигарету измученными чёрными глазами и с силой смяла её в пепельнице. Помолчав, она тихо повторила:
– Номонхан и его луговые колодцы, Сао Седар. Его колодцы памяти.
– У тебя тоже проблемы… с этим? – деланно безразлично осведомился я, доливая воды взамен расплескавшейся,
– У кого из нас нет с этим проблем, Седар? – невесело рассмеялась Оркилья в ответ. – Я поняла, как Норд сумел получить абсолютную власть над Антинелем. У него не было памяти, сердца и имени. И ушёл он потому, что обзавёлся чем-то из этого ассортимента…
– Скорее, ему просто надоело жить так, как он жил – если это его занятие вообще можно назвать жизнью, – кисло отозвался я.
– Вот видишь! – непонятно чему обрадовалась Оркилья и запустила обе руки в густые, вьющиеся чёрные волосы.
– И что именно я должен увидеть? – я сварливо передразнил Марио. – Вагончик тронется, перрон останется? Сосны за спиной и нас не догонят?.. Может быть, это всё вообще были мои личные галлюцинации, потому что я наелся в гостях у Баркли сомнительных грибочков…
– Не твои, не личные и не галлюцинации, – очень спокойно ответила Марио и протянула мне руку с засохшей на сгибе безымянного пальца алой каплей крови.
…Нет, я вовсе не стал всплёскивать руками, ахать, качать головой и делать квадратные глаза. Чего-то подобного я после такой прелюдии и ожидал. Водрузив две чашки горячего каркадэ на стеклянный столик, я поплотнее закутался в халат и пристроился в кресле напротив Марио.
– Я пришла к тебе, Сао, за помощью. За защитой. Ты сильнее меня, ты разбираешься в нулевой физике, – невыразительно сообщила Оркилья, глядя куда-то мимо меня, сосен и кружевного снега, безмолвно ложащегося на мир белой шалью. – Пожалуйста, забери меня, когда придёт пора соскочить с этого поезда.
– Я не могу тебе этого обещать, но я постараюсь помочь.
– Спасибо, – Марио взяла предложенный ей бублик с маком и задумчиво в него вгрызлась. Я потягивал каркадэ с малиной в каком-то оглушающем безмыслии. Слова казались нам совершено бессмысленными. То, что нас действительно волновало, лежало где-то вне них…
====== 2. Общежитие № 47 ======
Примерно до конца рабочего дня, наступившего одновременно с сумерками, я весьма доходчиво игнорировал все попытки Моллара со мной пообщаться. И, в конце концов, просто подло убёг от него по коридору с чашкой в руке, маскируясь под герани. В чашке плескался мой запоздалый обед – невероятно полезные (судя по рекламе) и невероятно несъедобные (судя по виду) кучерявые китайские вермишельки в кислотном бульоне. Вопреки надписи на пачке «Говядина», бульон пах кошатиной. С лёгкой примесью жжёной изоленты в электрощитке.
А всё моя лень! С самого раннего утра, т.е. с девяти часов, я сидел в отделе, с патологическим усердием сводя в нормально читаемый текст отчёта все февральские наработки моих девчонок по проблеме предотвращения ежегодного геморроя. То есть по разгребанию весёленьких последствий проходящей 6 марта Римановой волны.
Попутно я изучал работы Сомбреры на объекте в Марчелле, исполненные в стиле раннего Ренессанса. Девчонки – Лариса, Анилька и южанка-сакилча Кармелли, подсунутая мне по блату в секретарши лучшая подруга Ксандьи – по очереди азартно резались в «Зюму» на служебном компе, и время от времени любезно расшифровывали мне свои записи.