Нора Баржес
Шрифт:
Они взяли Нору, они примешали к ней Павла, они добавили музея, российских традиций. Забыли только употребить Кремера, что оказалось в результате очень разумно, потому что в результате этого коктейля Идальго чуть не вырвало, он не привык к таким консультациям и консумациям.
У вас ведь в стране популярны благотворительные аукционы, не так ли? – как будто к слову поинтересовалась Риточка у позеленевшего уже Идальго. – Вот и мы решили провести у нас такой после закрытия выставки, будете его главой?
Сенсеро оторопел.
Я не аукционист. Извините меня, я не могу.
Какие глупости! – хихикнула Риточка, – что значит «не могу»? Надо! Кремер давно мечтал с вами познакомиться, знаете, как он будет вам благодарен!
Кремер? со мной познакомиться? – забормотал Сенсеро, – мне благодарен?
Он остановился, подступившая рвота тоже.
Да и мы, как агентство по устроению фальшивых праздников, – хихикнула Риточка, – хотите огроменный гонорар за проведение аукциона? Видите, мы совсем не жадные, нисколечко! Даром, что русские!
Пришла черная Нора.
Пришел благоухающий светло-кремовый Павел.
Все уселись за огромный круглый стеклянный стол в гостевой комнате музея, украшенной старой афишей старинной выставки.
Сенсеро будет проводить благотворительный аукцион, которым мы завершим выставку, – деловито сообщила Риточка, – он иностранец и поэтому вне подозрений.
Вот, кстати, ваш экземпляр каталога, – некстати проговорила Нора, – я сделала вам дарственную надпись, простите меня, что я все делаю так некстати.
Про аукцион я не в курсе, – деловито проговорил Павел. – Идея неплохая, только надо обговорить. Кремер знает?
Нет пока, – прозвенела Риточка, – ну что, смотрим сценарий? Приезд в пятницу в Шереметьево-2 в 14.30. Встречают директор музея, общественность. Если уговорим его на аукцион, надо раздувать не только праздник, но и сенсацию!
Деловая ты, – улыбнулся Павел, – может, на работу тебя пригласить?
Я сама найду себе работу, – двусмысленно улыбнулась Риточка.
Норочка всецело погрузилась в Сенсеро. Там было ничего себе, светло, но неуютно. Слишком много знаний и слишком мало опыта. Господи, да конечно же, она виновата перед ним, виновата. Она по рассеянности не сказала ему вчера, где и как они смогут сегодня поговорить подробно о Кремере, вот сейчас закончится этот разговор, и они усядутся в уголочке и поговорят. Этот каталог дает полное представление, она все ему сейчас расскажет…
Он не понимает про аукцион? Она, конечно, виновата, что ничего ему не объяснила, да она и сама ничего не знала про аукцион. Как ему быть? Ну, конечно же, проводить, Кремер будет рад, он любит благотворительность.
Нора скользила по поверхности смыслов, она ничего не соображала после ужасного ночного жара, она выхватывала слова
Надо этому сероглазому профессору рассказать про Кремера, ну вот, наконец-то Риточка с Павлом куда-то засобирались, она кивает им головой, они оба смотрят на нее и улыбаются, такие похожие друг на друга и такие непохожие на нее.
Кто они вообще такие? – чуть было не вскрикнула Норочка. – Какие-то чудные незнакомцы, но приятные с виду, она тоже им улыбается. Идите, идите, я вас догоню, – почти что автоматически говорит Нора, даже отчего-то машет им рукой…
Риточка говорит, что Нора странная. Риточка с полуулыбкой предполагает, что Нора чем-то радует себя – может быть, кокаинчиком, ты не думал об этом, а, Павел?
Они обсуждают аукцион, сначала за обедом за белой скатертью, за протертым тыквенным супом и глотком первосортного белого вина из запотевшего бокала.
Они обсуждают аукцион в его совершенном авто, на заднем сидении, он просовывает ей руку под юбку, и она хохочет от этого, как колокольчик, в который звонит умелый звонарь.
Они обсуждают это с Андрюшечкой уже в другом кафе, за ароматным кофе с прекрасным малиновым сорбе и дорогой сигарой. Такая сигара скорее под стать Баржесу, а она в руке у Андрюшечки, как эстафетная палочка. Но сможет ли Андрюшечка дотянуться до Баржеса, если он уже дотянулся до его сигары?
Эта гадина никогда не видела меня в упор, – подытоживает Павел какие-то свои внутренние мысли, как только раздобревший от десертов Андрюшечка откланялся и уперся восвояси. – Она никчемная тварь, я ненавижу ее.
Павел петушился.
Она была ему просто не нужна, а он ей что-то доказывал. Ей и себе, разжигая в себе искусственную ярость, такую же декоративную, как огонь в электрическом камине.
Она была обыкновенным нулем, а он пытался пририсовать ей единицу.
Она игнорировала его, не видела, проходила насквозь взглядом и телом, он пытался сделаться заметным, а выходило – пошлым.
Эта свежая Магаритка вообще понимает, как жена обидела его, веселого открытого паренька с серыми глазами и высоким красивым мраморным лбом?
Вы спрашиваете меня о Кремере? – Нора выпрямила спину, села на краешек стула и глубоко затянулась. – Что ж… Я отвечу вам. Он очень посредственный художник…
Идальго почувствовал щекотание в глазах и носе. Он почувствовал, что щеки его горят огнем, а с ладоней рекой течет пот.
Что вы имеете в виду? – дрогнувшим голосом переспросил он. – Мы считаем, что он великий мастер…