Нора под миром
Шрифт:
— Вот дождёмся, как они там доснимают и войдём в дом. — говорили они друг другу, обшаривая всё, до чего могли дотянуться. Заглядывали в кадки, нюхали в поленнице. Позади дома Леха стоял сарай. Дверь на замке. Наташа было прошла мимо, но Лён решил попробовать открыть. Удивительно, обычно в пересечённых зонах магия Селембрис не работала. Но на этот раз вышло всё иначе. Кое-какие заклинания давали эффект.
— Липтоах! — громко воскликнул Лён, дотрагиваясь до замка. Плевать на де-мона! Пусть слышит! Хватит
Дверь словно бы снесло с петель, так стремительно она открылась. Внутри сарая среди всякого старого барахла, среди засохших и запылённых рамок для сот, под лохмами свисавшей с балки рваной паутины сидел на чурбачке, сложив руки на коленях, актёр Карсавин. Пустые его глаза без всякой мысли, без выражения, смотрели на вошедших. Он не пошевелился. По плечу ползла толстая паучиха.
— Это моя мама! — сердилась Пелагея.
— Врёшь ты всё! — отвечала Катерина. — Это Лёнькина мама. Лёнь, правда ведь?
— Это наш дом! — продолжала ссориться девочка-призрак.
— Обрадовалась! Как не так! Это дом дядисашин! И тётизоин! Лёнь, скажи ей, чего она всё врёт!
Подошедшие к дому Лёня и Наташа тревожно переглянулись, не зная, как объяснить обеим, что происходит.
— Я сейчас разберусь во всём и объясню потом. — пообещал им Лёнька.
— Что там за крики? — спросил дядя Саня, стоя спиной ко входу и что-то при-колачивая на стене.
— Катька с Пелагеей ругаются. — машинально сказал Косицын.
— Кто с кем?! — и Семёнов повернулся.
Это не было лицо Семёнова. На ребят смотрел Пётр Васин.
— А это кто такой? — спросил он у жены.
Из комнаты выглянула женщина, похожая одновременно на Зою, и на Пела-гею. Лёнька открыл рот, но не успел ничего сказать.
— А! Это Семёновых племянник. Он приходил к нам пару дней назад.
— Матрёшинских? — подобрел Пётр.
— Пойдём отсюда, пока мы не сошли с ума. — прошептал побледневший Лёнь-ка.
К лукерьиному дому тяжёлой рысью бежала Маниловна. Её большое тело грузно колыхалось. Старуха задохнулась, прислонилась к забору чужого дома. Она тяжело, со всхлипами дышала, схватясь обеими руками за сердце, утонувшее где-то под огромной грудью. Хватая воздух, она невольно оглянулась и замерла с широко раскрытым ртом.
Дом, у которого она остановилась, не должен был существовать. Она сама лично ещё десять лет назад вместе с Лешим растащила на брёвна недогоревший сруб. Здесь жил и умер от запоя колхозный зоотехник, Гнобин Валерьян. Его жену намного ранее того пожара Маниловна сама отпевала вместе с Лушкой. Его сын ещё ранее утоп, свалившись с трактором по пьянке в марькино болото. И вот те-перь этот дом стоит и забор стоит. Окно раскрыто, а из окна слышна гармошка. Валерьян по молодости был знатным гармонистом. Вся деревня плясала его завод-ную барыню.
Маниловна забыла вдохнуть воздух, потому что из дома вышла
— Чего застыла у забора, баба Клуня? — спросила совсем не старая женщина.
Маниловна почувствовала, что ей отказывают ноги. Баба Клуня — это проз-вище матери свекрови Маниловны, давно упокоившейся на погосте.
По дорожке торопливо с жалобным плачем бежала девочка. Время от времени она останавливалась и оглядывалась по сторонам. Вокруг не было ничего такого, что могло бы напугать её. Но ребёнок таращил глаза на деревенские дома, на за-боры, на хлопотливо роющихся в мураве кур.
— Пелагея, чего так напугалась? — раздался голос идущей по тропе старухи.
— Я не Пелагея! — подскочила от испуга девочка. — Я Катька!
И тут же заревела:
— Где моя мама?!
Старуха остановилась и внимательно посмотрела на ребёнка.
— Иди-ка, милая моя, сюда. Что это у тебя на шее?
Старуха протянула руку и вдруг с шипением отскочила, как от огня.
— Кто это тебе такую штуку дал?!
Она указывала пальцем на маленький шарик светлого серебра, висящий на нитке на груди ребёнка.
— Это Наташа дала. — доверчиво ответила девочка. — Она велела не снимать. Ой, мама!
Приближалась Антонина. Она была встревожена. Мало сказано, она была ис-пугана. Оглядываясь вокруг на непонятно откуда взявшиеся в одно утро дома, она никак не могла понять, что происходит.
— Мама, у нас в доме все чужие! — гневно выпалила Катька, обретя при виде мамы свою нормальную напористость. — Пойди их прогони всех! Я хочу тётю Зою и дядю Сашу! Пусть Пелагея только остаётся!
— Вы не знаете, где можно взять молока? — спросила к бабки Евдокии Анто-нина.
— А как не знать. — обычным тоном отозвалась та, искоса рассматривая шарик на шее у ребёнка. — У Лукерьи есть коза, только она её в сарае прячет.
— Ну ладно, мы пойдём. — ответила Антонина, которую непрерывно дёргала за руку Катька с требованием пойти и немедленно выгнать нахальных гостей.
Евдокия пошла сопроводить их. Едва подошли все они к калитке бабылуши-ного дома, как оттуда вытащилась бледная, как смерть, Маниловна. Она отшат-нулась от гостей. Махнула рукой и поплелась обратно к себе, не обращая внима-ния ни на какие вопросы.
— По-моему ей плохо. — проговорила, провожая взглядом толстую старуху, Антонина.
— Опять-чай переелась пирогами. Вот брюхо-то и пучит. — насмешливо ответи-ла Евдокия. — Всё бегает к Лушке-то за травами.
— Мам, пошли домой. — дёрнула мать Катерина. — Давай совсем домой. Обрат-но к папе.
— Сейчас, только молока спрошу.
Обе скрылись в доме, а Евдокия с довольным видом осталась у калитки.
Маниловна дошла до дома. Остановилась у крыльца и с надеждой посмотрела в тёмный коридор. Может, «гости» испарились? Внутри послышался грохот. Кто-то сшиб ногами оцинкованное ведро.