Норильск - Затон
Шрифт:
— Лиза, что с тобой? — подхватил на руки, напугавшуюся его голоса жену, Илья.
— Ты испугал меня. Знаешь, мне всё время кажется, что они тут, рядом с нами, смотрят на нас из прошлого и чего-то ждут. Здесь храм надо ставить, а мы ногами по ним ходим. Они просят покоя, а мы всё топчем и топчем их кости.
Она выглядела такой несчастной, а он озадаченным.
— Это невозможно, — сказал он не совсем уверенно.
Лиза развернулась к нему, сомкнула руки лебеди на шее, заглянула в беспокойные глаза.
— Я понимаю. Сейчас да. Но когда уйдут отсюда военные, что тут будет?
— База отдыха,
— Не беспокойся.
Он выглядел таким удручённым.
— Как-то ты реагируешь на всё это не так, малыш. Ясно как божий день, что неспроста. Но в чём тут дело, я не пойму пока? Наверное, я не должен был потакать тебе. Я должен был отказать… запретить тебе говорить об этом.
— А как тут может нормальный человек реагировать, бродя по костям? — вспыхнула она. — Я не могу думать по-другому.
— Но прошлое изменить не в наших силах, — попробовал возразить он.
Она всё понимала, но и от него хотела понимания её точки зрения.
— Всё понятно, дорогой, только это ненормально и безнравственно. Отчего же нельзя помочь их душам? Ты должен понимать! И конечно, уж не должен запрещать делать мне это…
Он же отнёс это всё к её одиночеству. Он не мог уделять ей много времени.
— Скоро приедет мама, вдвоём вам веселее будет, полялякаете, потрещите, сороки.
— Ты не понимаешь! Ты решительно ничего не понимаешь. Но не будем об этом! — Лиза к его удивлению резко сменила тему и спросила:- Ты знаешь, что-то о своём отце?
Он растерялся и оттого с первых же слов рассказал всё что знал. Его самого это волновало, просто не смел спросить маму.
— Нет, мама никогда ничего о нём не говорила. Отчество я ношу деда и фамилию тоже его. А почему ты спросила сейчас об этом?
Лиза смутилась.
— Просто спросила. Ты маму никогда не спрашивал?
— Спрашивал, но она молчит. Кто знает, что там было. Но заверяет, что любили они с отцом друг друга и я очень на него похож.
— Значит, так оно и есть, — многозначительно заметила она.
Илье надоел весь этот непонятный разговор. Ночь говорили, утро с того же началось, к тому же время шло, и желудок требовал своего. Чмокнув её в раскрасневшиеся щёчки, предложил:
— Малыш, пойдём завтракать, я проголодался. Ты хоть сколько-то спала или около окна просидела всю ночь?
Но жена сияла счастьем.
— Я просмотрела её на тебя.
— Дурдом, — проворчал он. — Детка, давай съездим к врачу? — осторожно предложил он.
Сообразив, что напугала его, она, решив не открывать правды, свалила всё на полярные особенности.
— Со мной полный порядок, просто тяжело привыкаю к полярному дню.
Подозрительно посмотрев на неё, он всё-таки не стал углубляться в эту тему, а перешёл на тему желудка — завтрак.
— Что там у нас на завтрак? Отлично, — навалил он на тарелку подогретых фаршированных блинов, — Лиза, слышишь, обещал Тимофею Егоровичу уху организовать, как только закончим дизельную. Так, что я эту ночь на реке просижу, не жди меня, цыплёнок.
— Илюша, — подлетела к нему Лиза, — можно мне с ним поговорить.
— Ну, я не знаю… — растерялся он.
Она умоляла:
— Дорогой, пожалуйста. Я недолго. Не отказывай, прошу тебя.
— Лиза… — тянул Илья, не
— Илюша, родненький, — не отставала жена.
Наконец, он решил устроить допрос.
— Зачем тебе эта канитель. Неудобно. Как ты себе это представляешь… В мужских кругах не принято.
Лиза надеялась, что он не откажет ей, поэтому и прилагала все усилия.
— Я не могу согласиться… И потом, я чуть-чуть, — ныла она. — Признаю, мне самой не нравится это, но мне надо… Я должна так поступить. А ты не понимаешь. Я вижу, ты меня действительно не понимаешь.
— Детский сад какой-то. Там одни мужики будут, — растерялся Седлер, тяня время, и придумывая причину для оправданного отказа.
— Миленький, ну, соглашайся, это ж история, интересно знать, а здесь такой случай, такой необычный человек. — Сочиняла она, выкрутившись и придумав о чём врать, быстрее его. Не могла же она так запросто выложить всю правду. Хваталась сейчас за соломинку, лишь бы узнать о родителях. «Вдруг где-то, чего-то он, Мозговой, слышал о них. Мало ли случаев всяких в жизни бывает, а что если и ей повезёт? Читала статью не так давно, так там потерявшиеся в войну дети жили на одной улице, ходили каждый день по одним и тем же дорожкам, толкались в одних очередях и даже не подозревали о своём родстве».
— Уговорила, обещаю, — наконец сдался муж, уступая её настойчивым уговорам. — Пристрою тебя кашеваром, «поляну» накрывать.
— Илюшенька, золотко, — прыгала она вокруг него, пытаясь дотянуться до щёк и губ.
— Всё, всё, не подпрыгивай, обмусолишь меня всего, буду стоять на разводе в жёнушкиных поцелуйчиках.
— Я тебя на крыльцо провожу, — металась она радостная перед зеркалом, наспех водя расчёской по голове.
— Зачем?
— Мне так хочется, — схватилась она за его руку, обеспечив себе согласие.
А он, загнанный малявочкой женой в угол, бурчал:
— Я чувствую себя кроликом, Лиза. Ты опять целоваться полезешь, а там как на арене со всех щелей просматривается, а я всё-таки командир, солидности должность требует.
Она виновато покраснела, потому что подобная мысль, только что промелькнула в её голове. Придётся реабилитироваться.
— Я только за пальчики подержусь, — клятвенно обещала Лиза, всё-таки не удержавшись, чмокая его в щёку. «Господи, какими смешными ты поделал мужиков. Таких сильных, умных, и всё же беспомощных перед своей любовью к женщине, боящихся зависимости от женского тела, её тепла и любви. Разве не держится этот мир на ней и ни на чём другом? Только что котёнком мурлыкал в моих объятиях, а тут враз солидность понадобилась, может, надо было догнать его и, запрыгнув на руки, впиться в любимые губки, вот бы он покрутился». — Представив всё это, она тихонько засмеялась. Вернувшись домой хваталась за всё враз. Волнение от предстоящей встречи с Мозговым зашкаливало. «То, что он уступил, взяв меня на «поляну» уже подарок». — Радовалась она, убирая после завтрака посуду в раковину. Теперь бы только дожить до вечера, не умерев от нетерпения. Но ведь, может, случиться, что все пули уйдут в молоко и разговор кончится ничем, тогда придётся начинать всё с нуля опять. Нет, не может быть пустоты, какую-то ниточку этот разговор должен потянуть. Раз жизнь покатила клубок, он должен развертеться весь.