Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
Шрифт:
Столовая ЗМК была просторной и светлой, с красивыми деревянными панно и аккуратными красными столами. На всех столах уже стояли широкие алюминиевые бачки с комплексными обедами. Здесь вкусно пахло борщом и было по-семейному оживленно.
– Вооон наши сидят, – показала Лена.
Они прошли меж занятых столиков и оказались возле большого стола, за которым уместилась вся бригада Лены Турухановой.
– Вот и красавицы наши, – поднял голову от тарелки тот самый полный лысоватый рабочий. – Руки мыли?
– Мыли, Сергеич, мыли! – весело хлопнула в ладоши Лена. – А ты мыл?
– А как же! Чистота – залог здоровья. Садитесь. Зин, ну-ка посмотри – мы борщ не весь съели?
– Ой, весь! – притворно испугалась Зина, заглядывая в бачок.
– Я вам покажу – весь! – засмеялась Лена, садясь и подавая Зине две пустые тарелки.
Вскоре они с аппетитом ели густой, ароматный, переливающийся блестками борщ.
Володя тем временем придвинул к Зине бачки с котлетами и пюре:
– Раскладывай, Зинуль.
Зина принялась наполнять тарелки.
Рядом с Мариной сидел пожилой рабочий с большими белыми усами. Он ел не торопясь, ложка аккуратно черпала борщ, белые усы равномерно двигались. Марине понравились его крепкие рабочие руки, спокойные умные глаза и такое же спокойное лицо с правильными чертами лица. Он чем-то походил на одного актера, который играл кадровых рабочих во многих советских фильмах.
Заметив изучающий взгляд Марины, он улыбнулся и спросил:
– Ну как, дочка, нравится у нас?
– Нравится, – ответила Марина, отламывая хлеба.
Он уверенным движением отправил в рот ложку, пожевал усами, кивнул:
– У нас хорошо. Вот столовая – любо-дорого… Вкусный борщ?
– Очень.
– Вот. А вчера рассольник еще вкуснее был. Ешь…
Марина склонилась над тарелкой.
Ей показалось, что она ест очень быстро, но бригада обогнала ее, – переговариваясь, они уже пили густой компот, в то время как Марина клала себе в тарелку пюре с двумя толстыми котлетами.
– Догоняй, Марин! – улыбнулась Лена, вылавливая ложечкой крупную ягоду.
– Я так быстро не умею.
– А ты привыкай, – откликнулся с другого конца стола Володя.
– Дайте человеку спокойно поесть, – перебил их Сергеич.
– И то верно, Миш, – поднял голову усатый
– Правда, Петрович.
Марина разломила котлету вилкой. Она показалась необычайно вкусной.
– У нас, дочка, люди хорошие, – сказал седоусый Петрович, отодвигая пустую тарелку и осторожно прихлебывая компот, – позубоскалить любят, на то и молодежь. А в остальном – ребята что надо.
– Я уже заметила.
– В таком коллективе работать – одно удовольствие. Я вон четвертый десяток на заводах, так что верь…
– Петрович, а чего ты котлеты не ешь? – спросил Володя, вытирая губы салфеткой.
– А мне, Володенька, пора вегетарьянцем становиться.
– Как Лев Толстой, что ль?
– Почти. Но он-то – от ума им стал, а мне – доктора прописывают. Лучше кефир с компотом, говорят, чем кура с гусем.
Все засмеялись.
– Не смейтесь, – улыбнулся Петрович. – Придет время, и вам пропишут. Вспомните тогда Ивана Петровича.
– Вспомним, Петрович, вспомним, – проговорил Сергеич, вставая. – Приятного аппетита.
– Спасибочко.
Постепенно из-за стола ушла вся бригада, остались Марина с Иваном Петровичем.
– Завод – это дело особенное, – медленно прихлебывая компот, говорил он, – а главное – почетное. Ведь ежели разобраться – вся жизнь человеческая на этих вот железках держится – машины, трактора, самолеты, кастрюли, холодильники. Это все мы делаем – рабочие. Без нас – ни пахать, ни сеять. Даже поесть – и то ложка нужна! Да…
Он помолчал, вытирая усы салфеткой, потом вздохнул, глядя куда-то вперед, затем добавил:
– Я ведь, Марина, в деревне родился. Было нас у матушки двенадцать душ. А времена-то будь здоров. Голод. Кулачье зерно попрятало, из обреза норовит садануть. Колхозы только-только становятся. Хлеба нет. А батьку на гражданской беляки убили. Зарубили под Царицыным. И поехал я в город, чтоб лишним ртом не быть. На завод устроился. Не получалось сначала. Мы же лаптем щи хлебали, ничего окромя косы не видали. А тут – паровой молот, шестерни, лебедки. Но – освоился. Потом – армия. И снова завод. А после – война. Только мне повоевать мало пришлось – под Москвой ранило в голову, полтора года по госпиталям провалялся. Еле выжил. Списали, что называется, вчистую. И снова на завод. Снаряды точили…
Он помолчал, потом заговорил опять:
– Вот тут недавно в гостях были у одних. Так, люди ничего вроде, но и не шибко знакомые – жены вместе когда-то работали. Выпили, разговорились. Ну и начал он хвалиться – мол, нашел себе теплое местечко, работа не пыльная, а деньжата приличные. И знаешь где? В церкви. Паникадила какие-то точит. А раньше на «Борце» работал. Хорошим токарем был… Ушли мы поздно вечером, дома спать легли, а Стеша и говорит: вот, мол, как ловкачи теперь устраиваются. И деньги, говорит, бешеные… А я усмехнулся, да ничего и не сказал. Не ловкач он, а просто дурак. Он работу на халтуру променял, значит, не рабочий он, а халтурщик. Его халтура – только народу вредить помогает, глаза залеплять, а моя работа – на помощь, на благо. Я когда за станок утром становлюсь – всегда нашу деревню вспоминаю. Как жили плохо! Гвоздя не было лишнего. Кобылу подковать – полмешка ржи. Потому что сталь – в редкость была. А теперь? У всех машины, телевизоры, магнитофоны. А почему? Да потому что мы с тобой за станком стоим. Вот почему!
Он встал, улыбнулся ей своими добрыми прищуренными глазами и пошел к выходу.
Забыв про компот, Марина проводила его фигуру долгим взглядом.
«Как все просто! – поразилась она. – Ведь действительно все держится на этом человеке. На простом рабочем. На его мозолистых руках…»
– Потому что мы с тобой за станком стоим… – прошептала она и вздрогнула. – Мы? Значит, и я! Я тоже?!
Она посмотрела на свои руки.
«Значит, и эти руки что-то могут? Не только давить на клитор, опрокидывать рюмки и воровать масло?»
Слезы задрожали у нее в глазах, столовая расплылась, но вдруг рядом раздался знакомый бодрый голос:
– А что ж ты в одиночестве обедаешь?
Она подняла голову. На соседний стул опустился Сергей Николаич:
– Постой… постой… это что такое?
Он озабоченно заглянул ей в лицо:
– Ты что? Не понравилось? Обидели?
Улыбаясь и быстро вытирая слезы, Марина замотала головой:
– Нет, нет, ну что ты. Все очень хорошо. Это я просто так…
– Ну, серьезно, ты скажи… – опять начал он, придвигаясь ближе, но Марина успокаивающе положила свою руку на его:
– Это я так, Сережа. Я… сегодня поняла, что еще что-то могу…
– Аааа… – облегченно вздохнул он и, улыбнувшись, налил себе полную тарелку борща. – Тогда понятно. Если так, то я рад за тебя. А можешь ты не что-то, а очень-очень много. Запомни…
Разломив хлеб, он стал быстро есть борщ.
– Бригада замечательная, – продолжала Марина, глядя, как ритмично двигаются его рельефные скулы. – Такие хорошие люди.
– Бригада что надо, – пробормотал он, не поднимая головы. – Одна из лучших. Кстати, в отделе кадров я договорился. Ты теперь – расточник. Пропуск у меня. Трудовую принесешь им на днях. В общем, ты теперь наша.
– Правда?! – вскрикнула Марина, заставив оглянуться людей за соседними столиками.
– Правда, правда, – усмехнулся он. – Только не кричи так, а то все подавятся.
– И что… и я теперь – рабочая?!
– Да, да…
Марина быстро наклонилась к нему и поцеловала в щеку.
Он оторопело отпрянул, засмеялся:
– Ты что… я же семейный человек… ну, ты даешь!
Она, не слушая его, покачала головой, вытерла слезы:
– Господи, как все хорошо…
Сергей Николаич отодвинул пустую тарелку:
– Только давай без «господи»…
– Конечно… – тихо улыбнулась она, глядя в широкое, залитое весенним солнцем окно столовой.После обеда Марина работала так самозабвенно и старательно, что когда цеховские часы показали пять, она страшно удивилась мгновенно пролетевшему времени. Стало очень жалко прерываться, только что войдя во вкус и почувствовав станок.
Вздохнув, она нажала черную кнопку.
Володя уже обметал щеткой свой станок.
– Молодцом! – громко проговорил он, когда шум стих. – Работала по-ударному.
– Смеешься, – пробормотала Марина.
– Какой тут смех. Здорово работала.
Сзади подошел Соколов, дружески коснулся плеча:
– Как дела?
– Да вроде ничего…
– Ничего – пустое место. Сколько успела?
– Сейчас посчитаю.
Марина принялась считать уложенные рядами детали.
Их оказалось семьдесят две.
– И до обеда сколько? – спросил он.
– Сорок шесть.
Вынимая из кармана потертую книжицу, он удивленно качнул головой:
– Ух ты! Сто восемнадцать, значит?
– Да. Сто восемнадцать.
– А не загибаешь? – лукаво усмехнулся он.
– Ну что вы… – засмеялась Марина, – вон Володя подтвердит.
– Да шучу, шучу, – он стал записывать цифры в книжечку. – Молодец. Я думал, ты до ста не вытянешь. Объявляю устную благодарность. Обмети станок, и – до завтра, Марина Ивановна.
Марина сняла щетку с гвоздя.
Мимо прошел Сергеич, дружески помахал рукой.
– Салют стахановцу, – поднял сжатый кулак Соколов.
Марина обмела станок и повесила щетку на место. Подбежала Лена:
– Приветик! Сколько сделала?
– Всего – сто восемнадцать.
– Ну, ты герой! Иван Михалыч, вы мне завтра дайте новые очки, у моих ленточка лопнула.
– А ты что – зашить не можешь, егоза? – он повертел в руках защитные очки. – Тут трехминутное дело – зашить! Не выбрасывать же их.
– А нитка с иголкой?
– Принеси завтра и зашей.
– Ладно. Уговорили, – засмеялась она, схватила Марину за руку. – Пошли в душ! До свидания, Иван Михалыч! Володька, до завтра!
Весело смеясь, они побежали по коридору.Душевая находилась прямо в раздевалке, – уютные, отгороженные цветным пластиком кабины были полны плещущихся, громко переговаривающихся женщин.
Марина вспомнила про маленький ключик, переданный ей в столовой Румянцевым вместе с пропуском, нашарила его в кармане комбинезона.
– У тебя какой номер шкафчика? – спросила Лена.
– Двести семьдесят третий.
– Почти рядом. Раздевайся, пошли водные процедуры принимать!
Вскоре они уже стояли в двух смежных кабинах под весело шипящими струями.
– Видишь, как уютненько у нас! – бормотала Лена, потряхивая мокрыми волосами. – Ты не бойся, мочи голову, у меня тут фен есть.
Марина с наслаждением подставляла лицо и плечи под струю:
– Как здорово. Не помню, когда последний раз вот в таком душе была.
– А дома у тебя нет, что ли?
– Ванна.
– Аааа. Ванна – это не по-нашенски. То ли дело – душ. У нас в общаге тоже есть душевые. Знаешь, как напряжение снимает…– Ты в общежитии живешь?
– Ага. Я сама из Кировской области.
– Нравится здесь?
– Еще бы! Москва. И завод отличный. Одно удовольствие работать.
Когда они, стоя на Ленином губчатом коврике, вытирались пушистым махровым полотенцем, Лена спросила:
– Марин, а ты комсомолка?
– Да нет. Я уж выросла, – покраснела Марина.
– Ну, ничего. А ты не хочешь нам помочь стенгазету оформить?
– С удовольствием. А где вы оформлять будете?
– Да у нас в общежитии. А повесим завтра на заводе. Знаешь, у нас такие материалы злободневные – зачитаешься!
– А как называется стенгазета?
– «За ударный труд».
– Хорошее название, – Марина откинула свои роскошные волосы назад.
– Ты прямо русалка!
– Да ну… одна волокита с ними… стричься надо…
Рядом переодевались другие женщины. Раздевалка напоминала дружный, оживленно гудящий улей.
Подошла высокая девушка, уже переодевшаяся и застегивающая красивое кожаное пальто:
– Ну что, красавицы, будет завтра газета?
– Будет, будет, Зиночка! – замахала руками Лена. – Готовься к своей конференции, не беспокойся. Завтра повесим.
– Ну, не подведите. Перед литейщиками в грязь лицом чтобы не ударить.
– Не ударим. Ты с Мариной знакома?
– Почти, – улыбнулась девушка и протянула руку: – Зинаида Беркутова. Член бюро комсомола.
– Марина Алексеева.
– Ты еще комсомолка?
– К сожалению, нет. Но я хотела бы вам помочь.
– Это очень хорошо. Помоги девочкам. Я, к сожалению, не могу – скоро районная конференция, а мне доклад готовить.
– Зиночка, ну что ты оправдываешься! – воскликнула Лена. – Пиши доклад и ни о чем не беспокойся. Завтра будет газета.
– Ну, хорошо, – улыбнулась Зина, помахала девушкам и двинулась к двери. – Пока! До завтра.
Марина быстро натянула брюки, Лена надела свое голубенькое шерстяное платье, завязала пояс:
– Девчонка, что надо. Она в бюро по сектору печати. Ты еще нашего секретаря не видела – отличный парень. Петя Холмогоров. Он раньше на сборке работал, теперь – в литейный перешел. Ударник комтруда. А весельчак – удержу нет! Мы летом в поход двумя бригадами ходили – в Горки Ленинские. Так он так на гитаре играет, столько песен хороших знает!
Лена достала из своего шкафчика фен, протянула
– Там у раковин – розетка. Посушись, потом я…
Общежитие стояло совсем рядом – три остановки на трамвае, весело позванивающем на поворотах. Пятиэтажный дом приветливо распахнул свои стеклянные двери. Комната, где жила Лена, находилась на втором этаже. В ней уже оживленно сгрудились над двумя склеенными листами ватмана три девушки.
– Привет работникам печати! – крикнула Лена, открывая дверь. – Проходи, Марин… Познакомьтесь, девочки: Марина Алексеева, будет работать у нас в цехе. Сегодня первый день на заводе.
Девушки подняли головы, подошли к Марине:
– Зоя.
– Таня.
– Оля. Да мы ее видели…
Марина пожала их слегка запачканные гуашью руки.
– Девчонки, только мы страшно голодные… – Лена стала быстро раздеваться. – Сделали что-нибудь?
– Заголовок написали, – проговорила Оля, поправляя очки, – и Зойка текст отпечатала.
– Хорошо… Марин, вешай сюда…
– Там рыба жареная, чебуреки и чай, – кивнула Таня на стол.
– Живем! – засмеялась Лена. – Иди сюда, Марин.
Они сели за небольшой, но уютный столик, Лена поставила посередине еще теплую сковороду с рыбой, полила томатным соусом:
– Навались!
Ужин после полноценного рабочего дня показался Марине необычайно вкусным. Поглядывая на спорую работу девушек, она съела хрустящую рыбу, два сочных чебурека и выпила большую кружку чая со сгущенным молоком.
Лена и на этот раз оказалась проворней: Марина еще допивала чай, а она уже клеила на ватман резиновым клеем листки машинописи, бойко советуя девушкам:
– Танюш, начинай рисовать! Оля, дай мне кисточку. Зоечка, там гуашь найди красную…
Марина вспомнила, что когда-то неплохо рисовала, в школе у нее по рисованию были одни пятерки.
Она подошла к девушкам:
– Давайте я что-нибудь порисую.
– А ты умеешь? – спросила Оля, намазывая страницу клеем.
– Немного… А чему газета посвящена?
– Всесоюзному коммунистическому субботнику.
– Но он же еще не скоро…
– Ну и что? Мы две газеты выпустим. Одну до субботника, а другую сразу после.
– Интересно…
– Еще бы. Это все Зина придумала. Она у нас – голова.
Лена на минуту задумалась, потом быстро заговорила, склонившись над газетой:
– Девочки, а что, если вот здесь справа нарисовать наш цех?
– Весь?
– Ну, зачем весь. Просто вид с прохода. Так вот, станки в даль уходят…
– А что, это идея. Газета-то механиков.
– А кто рисовать будет? Я не умею.
– Да и я не сильна в рисовании, – проговорила Таня.
– Может, я попробую? – робко предложила Марина.
– А ты помнишь цех-то?
– Да. У меня зрительная память хорошая.
– Ну что ж, твори! – Лена передала ей кисть, подвинула поближе краски.
Марина опустила кисточку в банку с водой, вымыла и стала рисовать.Во втором часу ночи стенгазету торжественно прикнопили к стене над кроватью Тани. Лена на губах сыграла туш. Остальные девушки, рассматривая плод своего труда, устало опустились на кровать:
– Все…
– А здорово как, девочки! Теперь сборщики язык прикусят! А то их Харлампиев говорит, мол, у механиков стенная печать оставляет желать лучшего.
– Сам он оставляет желать лучшего! У них в бригаде на прошлой неделе два прогула было…
– А Маринка как нарисовала здорово! – качала головой Лена.
– Нравится? – спросила Марина, спуская засученные рукава водолазки.
– Очень. Прямо как на плакате.
– А мне кажется, что не очень… – пожала плечами Марина.
– Да ты что! – хором перебили ее девушки. – У нас так никто не умеет!
– Вообще тебя надо в редколлегию включать! – серьезно продолжала Таня.
– Обязательно! – подхватила Лена. – На следующем бюро и примем.
– Ой, девчонки, завтра повесим, всех наповал!
– Колькина заметка хорошая…
– Про домино?
– Ага. С прогульщиками и волынщиками церемониться нечего.
– Точно.
– И ты, Тань, молодец. Как про семинскую бригаду хорошо написала…
– Виктор Тимофеич обрадуется.
– У него юбилей ведь скоро.
– Да.
– Девочки, надо Свету позвать посмотреть!
– А не поздно? У нее ребенок спит…
– Да ничего. Она ведь все равно к нему встает. Надо позвать. А то обидится…
Лена выбежала из комнаты и вскоре вернулась с миловидной девушкой в голубом халате. Девушка сонно щурилась, но когда заметила висящую на стене газету, глаза ее радостно заблестели:
– Ой, красота какая!
– Вот, Свет, полюбуйся! – гордо тряхнула головой Лена.
– Девочки… – восхищенно протянула Света, – неужели это вы сделали?
– Мы. А кто же? Вот Марина цех нарисовала. Похож?
– Очень.
– Видишь, на что механики способны?
– Вижу. Молодцы вы какие… А почитать можно?
– Спрашиваешь! Читай на здоровье…
Света подошла и принялась с интересом читать заметки.
– Полвторого уже? – удивленно посмотрела Марина на будильник.
– А ты у нас оставайся, куда тебе спешить. Вон у Светы койка свободная, муж уехал.
– Правда, правда, – обернулась Света. – Оставайся, а то нам с Мишуткой знаешь скучно как.
– Хорошо… – устало улыбнулась Марина.
Девушки стали готовиться ко сну, а Света читала заметки, радостно улыбаясь и качая головой.
– Ой, девочки, чуть не забыла! – вскрикнула Лена. – Мне ж иголку с ниткой взять надо…
– У меня в тумбочке возьми…
– Спасибо.
– Девочки, я недавно такой фильм хороший посмотрела.
– Хороший?
– Ага. «Здесь рождается ветер».
– А про что?
– Там о том, как ребята всем классом на целину поехали. Здорово! Представляете – степь, небо голубое, трактора! Романтика! Там любовь такая – я чуть не обревелась вся. Она в горкоме комсомола работает, а он только что десятилетку окончил. Но ее давно любит тракторист-инструктор. И вот у них треугольник…
– Ну и дальше что?
– А дальше вот что. Она уезжает в геологическую партию.
– Почему?
– Не может больше, как она говорит, «с бумажками возиться».
– А они – за ней?
– Нет. Они остаются.
– И все? Ну, это неинтересно. Я думала, она выйдет за кого-то из них, а другой ее по-прежнему любить будет…
– Мещанка ты, Оль. Извини, но мещанка.
– А что такого? Плохо разве – семью завести?
– Человек решил себя в трудных условиях испытать, а ты – семью!
– Между прочим, детей растить – тоже профессия. И не простая.
– Ха-ха-ха! Вот и сиди дома с пеленками. Человек трудом славен и общественной работой!
– Девочки, не ссорьтесь, – улыбнулась Света, – в жизни все бывает. А только я думаю, советская женщина должна все успевать – и матерью быть настоящей, и общественно полезным трудом заниматься.
– Светка права, – согласилась Таня, забираясь под одеяло. – На то мы и женщины, чтобы все успевать. Давайте спать, девчат…
– Давайте…
– Оль, будильник завела?
– Завела.
Света внимательно читала газету:
– Правильно… так с ними и надо… а то чуть что – сразу перекур да перекур…
– Хорошо он о филонщиках, правда? – зевая, спросила Лена.
– Да. Нужная заметка.
– О дружинниках прочла?
– Прочла. Хорошо написано… только…
– Что – только?
– Только самокритики маловато. Я слышала, что некоторые в цехе халатно к дежурствам относятся.
– Что ж, по-твоему, Витя недостаточно самокритичен?
– Витя – не знаю, а вот Малышев, Зотов – эти о себе в розовом свете пишут. А мне Володя про их дежурства совсем другое рассказывал…
Лена задумалась, потом вздохнула:
– Надо будет с Сергеем Сергеичем посоветоваться.
Света отошла, издали любуясь газетой:
– Но в целом – всем вам по пятерке, девчата.
– Спасибо. А Марине – пять с плюсом!
– Ну уж прямо… – улыбнулась Марина.
– Спать, спать, девочки, завтра не встанем…
– Спокойной ночи…
– Спокойной ночи.
– Пошли, Марин, – кивнула Света.Комната Светы была такой же большой и просторной, но в отличие от других, здесь было видно, что живет семья: в углу стояла детская решетчатая кроватка, в другом – стиральная машина, на столе лежала стопка глаженых пеленок, стояли бутылочки, лежали игрушки.
Пока Света кормила грудью проснувшегося малыша, Марина быстро разделась, юркнула под тяжелое одеяло и с облегчением вытянулась:
– Ой… ну и денек…
– Горячий? – шепотом спросила Света, пригнувшись к Мишке.
– Да. Первый день мой. Мой настоящий первый день.
– Как это?
– Да вот так. Понимаешь… как бы объяснить тебе… Я раньше не жила, а просто существовала. Как растение какое-то. А сегодня я чувствую, что живу. Сознательно живу. А не существую…
– Интересно… А ты замужняя?
– Нет.
– И не была?
– Нет.
Кивнув головой, Света замолчала.
Слипающимися глазами Марина видела, как она заботливо поглаживает маленькую головку припавшего к груди ребенка.
– Ты счастлива? – тихо спросила она.
Света улыбнулась и молча кивнула.
– А муж где?
– Он в Венгрию уехал с зам. главного технолога. На два месяца. Они новую технологию привезти должны. Мы тогда автоматическую линию построим. Она будет поршни изготовлять. Представляешь, сколько рабочих рук освободится?
– Много?
– Еще бы. Человек четыреста.
– Здорово!
Помолчали немного.
Потом Марина спросила:
– Скучаешь по мужу?
– Очень. Каждый вечер жду. Думаю, вот-вот дверь распахнется, и войдет Володя мой…
Света положила сонно причмокивающего Мишку в кроватку, накрыла и стала раздеваться:
– Я-то сама в декретном. А раньше я тоже в механическом работала, на шлифовке. И буду работать, когда Мишка в ясли пойдет.
– Конечно, будешь, – пробормотала Марина, чувствуя, что засыпает.
Света погасила свет, легла и проговорила в темноте:
– Спокойной ночи.
Но Марина уже не слышала…
Она проснулась от настойчивого шепота Лены:
– Марин! Марина! Вставай, мы уже завтракаем!
Марина открыла глаза, подняла голову:
– А который час?
– Четверть седьмого. Вставай.
– Ой… что ж вы меня не разбудили…
– Тихо, тихо. Светка с Мишкой спят…
Лена бесшумно выскользнула из комнаты.
Марина быстро встала, оделась, застелила постель и вышла.
В комнате у девушек горел свет, все сидели за столом и оживленно завтракали.
Стоящий на подоконнике приемник передавал бодрую веселую музыку.
– С добрым утром, – приветствовала их Марина.
– С добрым утром, – ответили девушки, – умывайся и садись.
Марина подошла к раковине, пустила холодную воду и с наслаждением ополоснула лицо.
Когда она села за стол, перед ней уже стояла тарелка со свежеиспеченными оладьями, обильно политыми айвовым вареньем.
– Когда же вы успели? – пробормотала она, впиваясь зубами в хрустящий оладышек.
– Спать надо меньше, принцесса! – засмеялась Лена.
– Она же вчера больше всех работала, – с улыбкой заступилась Оля, намазывая бутерброд.
Оладьи были очень вкусными.
Таня налила Марине чай во все ту же большую расписную кружку.
– Девочки, а утром газета еше красивее! – оглянулась Лена на стенгазету.
– Точно, – кивнула Оля, – но самой-самой она будет на заводе.
– Правильно…
Марина положила в чай сгущенного молока и принялась запивать оладьи чаем.
– Девчат, давайте сегодня после работы в кино сходим? – предложила Таня, наливая себе вторую чашку.
– А про лекцию забыла? – серьезно спросила Лена.
– Про какую?
– О международном положении.
– Ой, забыла.
– А где будет лекция? – спросила Марина.
– В ДК.
– В ДК? – вздрогнула Марина.
– Да. Пойдешь?
– Не знаю.
– Как так? Обязательно надо пойти. Лектор будет из всесоюзного общества «Знание». Все вместе и пойдем.
Марина доела оладьи, допила чай.
Встали все разом и стали быстро собираться.
Лена откнопила стенгазету, скатала ее в рулон и перевязала бечевкой:
– Побежали, девочки! Надо еще успеть повесить…