Норвежская новелла XIX–XX веков
Шрифт:
Разодолжить дядю надо было непременно. Какой может быть разговор? Вдовец, бездетный, состоятельный человек, под восемьдесят уже. Он побаивается своей экономки, не то сам бы приютил фру Арнольд. Верно, Лина ему не разрешила, вот он и надумал прислать ее сюда.
И фру Исаксен открыла ей свой дом, да что там, готова была даже выделить незнакомке кое-что из своего гардероба, если понадобится. Разве она бесчувственная какая-нибудь? Но она любит, чтоб все было ясно. А тут абсолютно ничего не ясно, ничего не поймешь и даже как-то все неприятно.
Прежде всего, что это означает — ненадолго? На неделю? На год? И что предпринимает фру Арнольд, чтоб обеспечить себе хлеб насущный? Да и вообще-то,
И что, в конце концов, этот ее Арнольд, груб был с нею? Или пил? Или изменял ей? Небось без серьезных причин, ни с того ни с сего не сбежишь от мужа, чтоб сидеть на шее у чужих людей. Или же у данной особы просто несносный характер. Тут же одно из двух, согласись, Исаксен.
Исаксен понемножку соглашался. Симпатия его к гостье убывала, ее подвергали слишком серьезным испытаниям.
Под предлогом, что иначе гостья может счесть их богачами, фру Исаксен с первого же дня ввела рацион, который без всякого преувеличения можно назвать спартанским. Отменены все закуски, за исключением сыра. Этот последний, как всегда, лежит подле фру Исаксен, и, как всегда, нарезает она его тонкими ломтиками и раскладывает по тарелкам. Но никогда уже она не предлагает своему мужу еще кусочек. И полным недоумением встречает все его знаки и подмигивания.
Пиво Исаксена отменено. Отменен послеобеденный кофе. И если кто-нибудь пытается намекнуть, что это в высшей степени нарушает обычный распорядок, фру Исаксен говорит: «Тсс!»
На восьмой день Ингве произнес на крыльце, так что было слышно по всему дому:
— Ну, если она еще долго тут проторчит, я ей в постель порошка подсыплю или еще чего-нибудь придумаю…
До города ходит не только пароход, туда ходит и автобус. На этом автобусе каждое утро уезжает Исаксен и пропадает большую часть дня. У него в городе контора, какие-то там оптовые дела, чем-то он там ведает. И вот фру Исаксен, и Кайя, и дачницы сверху, которые ни разу еще не забыли, встав поутру, прокричать «доброе утро», усаживаются на крылечке с шитьем. А фру Арнольд — никогда. Дачницы — пожилая дама и две дочки — уже давно снимают каждое лето верх у Исаксенов. С мебелью они обращаются бережно, а если что повредят, всегда аккуратно возмещают убытки. Отношения с ними у фру Исаксен самые хорошие.
Фру Арнольд шитьем занимается, да у нее нет ни единой тряпки, которую бы надо было чинить или переделывать, — все у нее новехонькое, все с иголочки. Бедняжка, у которой ни кола ни двора! Н-да! Вот и пойми тут что-нибудь!
По хозяйству она немного помогает — ну, там пыль стереть, цветы полить, а то возьмет из рук Андрины миску с горошком да начнет его лущить. Интересуется, не нужно ли куда сходить, и всегда сходит, это пожалуйста. А вот когда надо залатать штаны Ингве — видит же, что без этого не обойтись, что поделаешь, приходится, — так тут ее нету. Вскочила и ушла себе в лес.
Однажды фру Исаксен все же увидела ее за штопкой чулок и прямо-таки облегченно вздохнула и сделалась даже, наверное, чересчур любезна. Фру Арнольд обнаружила нормальные человеческие черты
Вот именно компрометирующая, больше уже невозможно закрывать на это глаза. Как ни крути, иначе не назовешь эту даму, которая бродит по лесу, там, где никто не ходит, таскается за своими письмами невесть куда, вместо того чтоб вместе со всеми нормальными людьми в час дня стоять у лавки Флогена и кричать почтальону: «Мне что-нибудь есть, Карлсен?», которая купается, когда на берегу никого нет, иными словами — вообще дичится и будто в прятки со всеми играет. Разве же фру Исаксен и Кайя не замечают, что люди удивляются? Их со всех сторон спрашивают — и верхние дачницы и в очереди: «У вас, я вижу, гостья? Родственница? А кто же? Я слыхала, что замужняя. И как это так — взять и уехать из дому? Наверное, ей нужно немного отдохнуть? Ох, это всем нам нужно, да только не все могут такое себе позволить. Ах, детей нет? Ну, тогда дело другое!»
И так далее и тому подобное…
Другая бы наверняка наплела с три короба, но фру Исаксен не такая, она терпеть не может врать, просто органически этого не выносит. А когда она напрямик заявляет, что это дочь покойного друга ее дяди, люди думают бог знает что, это же у них на лицах написано. Если б можно было хоть добавить про тяжелое положение, про то, что фру Арнольд пришлось много пережить, но какое там! Расхаживает себе, чудно одетая, вежливая, подтянутая, ни капли не похожа на бедняжку, у которой ни кола ни двора, и хоть бы еще разок взялась за иголку.
Фру Исаксен ломает себе голову и ничего не может понять. У нее просто отказывают нервы, она стала даже плохо спать по ночам.
Бог знает и где только таскается эта фру Арнольд? Она пропадает часами. Почти всегда что-нибудь приносит — грибы или там цветы, ягоды. Оно бы неплохо, фру Исаксен готова это одобрить, неприятно только, что фру Арнольд может подумать, что таким образом она себя оправдывает и может жить тут, сколько ей заблагорассудится.
И вот однажды Кайя прибегает совершенно запыхавшаяся. Она видела в лесу — фру Арнольд сидит на пне и плачет.
— Что такое? Где? Когда?
— Да недавно. В лесу, вон там.
— И она тебя не заметила?
Именно что нет: Кайя шла по мху, а потом спряталась за деревом.
— Плакала? Это точно?
— Плакала! Было даже слышно.
Фру Исаксен немного посидела молча, прикидывая, потом она сказала:
— Н-да! Теперь, видимо, ко всему прочему пойдут еще сцены. Надо же! Только этого нам не хватало! Ну ладно, спасибо тебе, Кайя. Хорошо, что ты мне все рассказала, дружок.
Через час, когда фру Арнольд явилась к обеду, в семействе Исаксенов замечалось известное напряжение.
Она, однако ж, вовсе не казалась несчастной и заплаканной, наоборот, была веселей и общительней, чем обычно.
А вечером опять исчезла. Фру Исаксен сидела, сложа руки на коленях, и вздыхала, как она последнее время вздыхала все чаще: «Она для меня загадка. Просто загадка».
Потом как-то Кайя принесла известие, что фру Арнольд сидела на камне, терла глаза и ела гусиную печенку… Гусиную печенку! Фру Исаксен прямо подпрыгнула на стуле: «В своем ли ты уме?»
Кайя была абсолютно в своем уме, она прекрасно разглядела банку, такая продолговатая, с золотым ободком, у Флогена они стоят в витрине. Она лежала на земле рядом с пачкой галет. А фру Арнольд сидела — Кайя уже говорила — на камне, мазала печенкой галеты — у нее такой складной ножичек — и ела ужасно быстро. То ли очень голодная была, то ли хотела поскорее разделаться с печенкой. Пожует-пожует, потом вынет платочек из кармана и глаза утирает.