Носферату
Шрифт:
Мне хотелось запомнить ее живой. Хотелось даже больше, чем выяснить, кто или что виновато в том, что ее больше нет. Но я должен был себя заставить. Не ради трупа, не ради мертвеца со смутно напоминающими ее чертами лица, а ради той прекрасной молодой женщины, которой она была вчера.
Я бегом поднялся наверх, чтобы переодеться.
— …мы со скорбными лицами выходим на крыльцо, и я со всем возможным тактом пытаюсь вежливо попрощаться… и вдруг замечаю: Юл сидит на корточках около аквариума и тычет пальцами в стекло прямо напротив физиономии здоровенной сторожевой рыбины… В общем, немая
Анна зажала рот кулачком, стараясь удержать новую волну смеха.
— Проблема заключалась в том, что это был его автомобиль…
Мне казалось, я мог бы часами болтать всякую чепуху, только бы она смеялась, только бы смотрела на меня такими вот глазами. Солнце отражалось в ее зрачках. Одна сторона моей личности, курируемая, по всей видимости, кем-то с белыми крыльями, откровенно любовалась ею. Вторая, заметно сдавшая позиции за последние недели, обозвала первую «сраным менестрелем» и замкнулась в угрюмом молчании.
Мне нравилось чувствовать себя влюбленным, как школьник. Хотя, стоит признаться, в школе я ни разу настолько не влюблялся.
Мы просто гуляли по городу. В Чигги было жарко и немного душно, но мне казалось, что я вернулся домой, а не прилетел на каникулы на чужую планету. Почему-то на Гриане, на восьмом материке моя продажная репортерская шкура чувствовала себя значительно лучше, чем в родном Питере, в милом дыму отечества. А от того, что мне, правдами и неправдами, удалось заманить на Гриану женщину, которую я люблю, встреча с планетой показалась еще более радостной и долгожданной.
От самого космопорта я волок Анну пешком по плавящемуся от жары коричневатому покрытию дороги. Мимо аккуратных домиков, обвитых внешними аквариумами, где плавали крупные большеглазые сторожевые рыбы. Мы как-то сразу решили первым делом заглянуть к Райсам, а уже потом, заручившись их помощью и поддержкой, поискать себе временное пристанище. Я вел мою богиню на улицу Фрегата, развлекая байками и тайком наслаждаясь ощущением беспардонного счастья. Я, Носферату Шатов, ощущал себя как свински счастливая носатая сволочь, и, возможно, должен был несколько стыдиться этого. Однако от природы бессовестная натура взяла верх. В конце концов, если судьба однажды протягивает тебе горсть леденцов и предлагает угощаться — какой смысл жеманиться и брать по одному. Ведь можно, оттянув карман, ссыпать туда всю пригоршню. Если уж старушка Фортуна полюбила меня таким как есть и радостно скалилась все мои тридцать два года во все свои сорок тысяч белоснежных акульих зубов, а мальчик Купидон подыгрывает мне не за перочинные ножички, я готов держать карман шире.
И самый драгоценный подарок подозрительно щедрой Судьбы шел сейчас со мной рядом, позвякивая брелоком на дорожной сумке и пытаясь кулачком запихнуть смех обратно за плотно сжатые розовые губы.
— Ну и… — протянула Анна, готовая снова рассмеяться любому моему слову.
— Ну и я хватаю парня за шкирку, запихиваю в авто и жду объяснений, и знаешь, что он мне отвечает?!
В уголках глаз моей любимой появились крошечные морщинки, а губы слегка изогнулись. Она смотрела на меня, словно американская домохозяйка на телевизионного комика, готовая расхохотаться
— Он мне отвечает: «Я ее допросил и получил кое-какую ценную информацию…» Представляешь мою физиономию?! Информацию! От рыбы!
Анна снова рассмеялась. И я, грешным делом, подумал, что, если Михалычу однажды все-таки надоест лицезреть в редакции мою глумливую рожу, я первым делом отправлюсь на телевидение и завербуюсь в какую-нибудь второсортную юмористическую канитель. Буду по воскресеньям развлекать с экрана детишек и их замученных мамаш. Если уж мои монологи пробрали такую железную деву, как Анна Берг, школьницы, библиотекарши и медицинские работники будут восторженно визжать от одного моего «Здравствуйте».
Анна смахнула слезинку из уголка глаза.
— Шатов, ты — что-то особенное! — Она глубоко вздохнула, чтобы унять смех и восстановить дыхание. — По-моему, я за всю жизнь столько не смеялась, как сегодня.
— Это потому, что ты была заколдована. Я тебя поцеловал, ты расколдовалась и стала такой смешливой, что, похоже, я могу сейчас показать тебе палец, и ты будешь просто кататься от хохота.
Я демонстративно поднял палец и пошевелил им в воздухе. Анна проследила глазами за моим фривольно извивающимся перстом и расхохоталась до слез и насыщенного клубничного румянца.
Это, пожалуй, немного задевало. Неужели Ферро Шатов настолько смешон, что красивая женщина может покатываться со смеху без особенного повода?
— Что и требовалось доказать, — ехидно заметил я. — Носферату Шатов, король невербального юмора.
— Да ладно тебе, Ферро. — Анна погладила меня по щеке и поцеловала. — Дело не в словах. Пожалуй, скорее в интонации, мимике. Мне кажется, я хохотала бы точно так же, если бы всю дорогу ты читал мне телефонный справочник.
— Если ты имеешь в виду местный телефонный справочник, то ты хохотала бы, даже если бы читала его сама про себя…
Мы повернули на знакомую дорогу. Дом Райсов по-прежнему был самым эффектным строением на улице Фрегата. По тому, насколько неброский аккуратный домик опутан сетью изысканных и сложных внешних аквариумов, можно было без труда догадаться о том, что их проектировала сама Магдола, поскольку заказать такое великолепие у мастера со стороны жителям улицы Фрегата было едва ли по карману.
— Нам вон в тот дом, где цветные трубки сходятся в купол.
Анна прищурилась, вглядываясь.
— А вот под этим кустом я прятался от Хлои при нашем первом и последнем свидании, — добавил я, многозначительно скривившись.
— Гадость, — не задумываясь, ответила Анна, отбивая подачу.
— Ты недолюбливаешь местную флору или Хлою? — не отставал я.
Следователь Берг быстро глянула на меня из-под полуприкрытых от яркого солнца век и с нескрываемой иронией ответила:
— Я долюбливаю тебя, поэтому просто ревную…
Она опять этого не сказала. Уже несколько недель я ежесекундно твержу ей, что безумно влюблен. И, как следствие, ни разу не слышал от нее слов, сколько-нибудь похожих на классическое «Я люблю тебя». Я полностью уверен в том, что она более чем неравнодушна к своей носатой карманной прессе. Но молчит или глумится надо мной фразочками вроде этой. «Долюбливаю…» Нет, все-таки женщины точно произошли не от обезьян, а от какого-нибудь более вредного и непременно симпатичного на вид животного.