Носитель. Z-32
Шрифт:
– Военный билет имеется. – Ваха похлопал по нагрудному карману.
– Ну вот. Нанялся, продвинулся. Дальше срисовал все их выходы и входы, дал мне знать. Потом ночкой темной, Зулусу мешок на голову и тикай из города. Мы встретим, и позаботимся чтобы никто не обидел. Ну, берешься?
Ехать по тракту, в составе торгового каравана оказалось весьма приятным занятием. Шел он откуда-то с юга, вез медикаменты, и поэтому личного состава для охранения нагнали едва ли не в три раза больше чем гражданской обслуги. Платили тоже неслабо. Расплачивались грузом, предлагая ровно столько сколько унесешь, и потому наняться получилось строго по блату. Сработали Хрустовы связи и внезапное исчезновение
Медикаменты были не единственным ценным грузом. Крупные тягловые лошади тащили тяжело нагруженные телеги, под брезентом которых скрывалось медицинское оборудование, провиант, электронные компоненты, запчасти для персональных компьютеров и какие-то химикаты. Единственное что не везли, так боеприпасы, но их и по карманам было достаточно.
Невысокий седой мужик с обветренным лицом, сидел за столом на рынке и отбирал личный состав для дальнейшего пути. Местность по маршруту между игорной зоной и Николаевым были неспокойные. Банды там куражились как могли, иногда нападая на тракт и стоянки даже днем. Были попытки их уничтожить, но ни один из местных феодальных правителей не желал брать на себя повышенные обязательства. Ограничивались охраной собственных рубежей, где гарантировали безопасность. ОПГ же промышляли по старым продовольственным складам, да мародерили в городах, куда не дотянулись местные князья. Много их было и в грязных зонах, и около радиации, и не просто так. Везде был интерес, ровной такой, чтобы шкурой свой рискнуть.
Множество поселков городского типа, небольших городков с мертвыми градообразующими предприятиями, львиная доля которых попала под радиоактивное облако после удара по Петербургу. Многое там осталось. Золото, антиквариат, предметы искусства. Жадность и глупость не давала покоя, и люди уходили в эти края, чтобы сгинуть, или вернуться назад богатыми и больными. И это работало. Приносили золото, килограммами буквально. Кольца, браслеты, сережки, коронки от зубов. Тащили исправную технику, из той что можно от генератора запитать, искали редкие автомобильные запчасти. Все это конечно фонило и требовало дезактивации ПАВ-ами, и это открывало новый бизнес. Целые поселки отмывали золотишко из мертвых земель. Вот так вот и выходило. Закрывалась одна ниша, открывалась другая. Своего рода закон сохранения энергии в действии, или как бы сказал Хруст, «Свято место пусто не бывает».
Караван вышел поутру, еще в холод, пока тучи еще не разошлись и солнце не начало жарить почву. Телеги катили уверенно, смазанные колеса и бодрые лошади не давали повода для задержки.
Ваха попал в четверку авангарда, как новичок и как человек, которого, по мнению караванщика, и в расход пустить не жалко. В каждом деле, даже сейчас, неизменно приходилось начинать с низов и карабкаться по карьерной лестнице, сбивая руки в кровь. Рослый белобрысый парень в комке натовской расцветки, Томас, нес на плечах рацию. Чуть позади двигался Горыныч, крепкий мужик в годах, со сросшимися кустистыми бровями и рваной белой полоской шрама на щеке. Ни днем, ни ночью он не расставался со своими ножами. Каждую минуту посвящал тому, чтобы полирнуть или заточить еще раз. Для всего это удовольствия, у него специальный мешок имелся со всем снаряжением. Рядом с ним держался Гном, позывной и вид которого настолько диссонировали между собой, что ничего кроме улыбки вызвать не могли. Гном был широк в плечах, бородат, ростом больше двух метров и весом килограмм в сто пятьдесят. Правда, для таких внушительных габаритов, двигался он удивительно быстро и бесшумно. Колонну авангарда замыкал Ваха.
Говорили мало, по делу в основном, но после смены, пришлось познакомиться. Караван встал на стоянку ближе к вечеру. Тут и местная
Первая смена авангарда собралась у костра, вышло ночное охранение.
– Что-то я тебя, Ваха, не видел раньше. – Гном решил кашеварить отдельно от остальных, и собрав паек четверки, развел костерок рядом с дымоуловителем, так чтобы с дороги видно не было, пристроил котелок, плеснул воды. Закипело, зашуршало, забулькало. Запах пошел приятный и аппетитный.
Легенда у Вахитова была. Он ее с Хрустом отдельно обговаривал и не раз.
– Да нормально меня помотало. Ехал в Старопетровск, в семнадцатом по одной наводке, да слава богу, не успел. Потом война, халифат наступает. Воевал на юге, деньги зарабатывал. Потом харч. Потом жизнь. Вот теперь перебрался ближе к родному городу, а его и нет совсем.
– Местный значит, питерский? – Горыныч подсел к костру. Ночью заметно похолодало, так что боец уселся, протянув руки к плещущим языкам огня, и блаженно прищурился.
– Да. Учился тут, потом в Москву уехал, оттуда распределение. – Продолжил Ваха, переходя на свою реальную биографию. Три года на Дальнем Востоке, потом назад, в Ленинградскую область, там до двенадцатого года командиром был. Потом поперли, пенсионный возраст и все такое. Оказался на гражданке, а там как у всех.
– Это да. – Горыныч согласно кивнул. – Я тоже под Рязанью служил. Тогда четко было. Выплаты, пенсионные. Даже квартиру дали. Потом ядерный удар, а за ним следом и облако радиоактивной пыли, превратившее в безлюдную пустыню все вокруг. Выжил чудом. Отсиделись в бункере, где командование должно было ночевать. Так бы и сидели, если бы генератор не накрылся. Кто-то там за каким-то вентилем не углядел, охлаждение не пошло, и чуть было не рвануло. Пришлось лезть в костюмы, и сваливать оттуда, во все лопатки.
– Так рвануло? – Поинтересовался Ваха.
– Рвануло, еще как рвануло. Там и боеприпасы рвануло, и склад РАВ местного десантного училища зацепило так, что мама не горюй. Плохо тогда было всем. Радиация, штука паршивая. Не видно ее, а жрет изнутри и резво. Помню, народ пачками на тот свет отчаливал. И ведь далеко рвануло, и пылюка не пришла. Грязная бомба, мать ее.
– А ты чего молчишь? – Гном переключился на скучающего Томаса.
– А что мне сказать? – Импортный солдат пожал плечами. – Вы и так о мне все знаете.
Акцент в его речи угадывался смутно, но ясно было что русский язык для него не родной. То ударение не там поставит, то слово не в том падеже применит, а иногда и вовсе перепутает.
– Он у нас человек заморский, в НАТО вляпался. – Ехидным тоном поделился Горыныч, жадно поглядывая на готовящееся угощение. – От своих отбился. Вот жизнь у человека была. Кроссы на заказ, отпуск в город, медалей по защите собственной страны в чужом государстве, целый иконостас.
– Ты не понимаешь тонкости внешней политики и демократических принципов. – Взвился Томас, однако глумливая усмешка на губах Горыныча мгновенно его остудила.
– Все я понимаю. – Отмахнулся тот. – У нас такое тоже было. Сначала охраняли Амина, а потом его дворец брали. Все честь по чести, поддержка старшего брата, интриги, расследования. Меня лично вообще коробило, когда на камеру, мол, мы защищаем демократию! Будто у вас все гладко было. Сколько голодных бунтов? А? А черные демонстрации, после полицейского произвола? А массовое убийство в Лас-Вегасе? Да где такое видано, чтобы в школу с огнестрелом детвора приходила?
– Дурак ты, Горыныч. – Бросил Томас.