Ностальгия по чужбине. Книга первая
Шрифт:
— Как нормальному человеку может нравится ЭТО?
— Значит, я был ненормальным, — Мишин глубоко затянулся. — С другой стороны, разве за плохое дело дают ордена, подарки, очередное офицерское звание?.. Понимаешь, Ингрид, когда я возвращался домой, меня встречали как победителя, жали руку, хлопали по плечу… Я, представь себе, даже гордился, что умею убивать лучше, чем любой из моих коллег. О расплате я не думал. Да кто из нас в молодости вообще задумывается над смыслом того, что делает? И вот в момент, когда пришло время платить по счетам — а накопилось их на несколько
— Замолчи, прошу тебя!
— Не плачь, пожалуйста.
— Я не хочу тебя терять!
— Но мы же вместе, родная… — Витяня загасил сигарету и притянул Ингрид к себе. — И будем вместе, пока живем. Будем сидеть перед этим окном, как Кай и Герда… Стоит ли думать о том времени, когда кого-то из нас не станет? Тем более, рано или поздно это все равно случится…
— Значит, ничего менять не будем?
— Конечно, не будем! — улыбнулся Витяня. — Год мы с тобой прожили? Ну и слава Богу. Глядишь, и еще что-нибудь отломится.
— А может, они про тебя просто забыли, а?
— Конечно, забыли, милая. У них ведь там бардак. Иначе они нам и год спокойно пожить не дали бы…
Витяня лгал, Ингрид знала, что он лжет, да и Мишин понимал, что она это знает. То был молчаливый уговор, семейное соглашение, под которым стояла символическая обоюдная подпись. Оба заставляли себя не думать о том, что ОНИ никогда ничего не забывали. Их учили помнить, и учили на совесть. А потому, в течение последующих шести лет, бывший подполковник КГБ СССР Виктор Мишин ждал — мучительно, скрывая от всех, опустошая себя — когда ЭТО случится…
— Ну, вот мы и пришли, — сказал белобрысый, энергично толкая дверь в какое-то помещение. Оторвавшись от своих мыслей, Мишин боковым зрением уловил на уже полуоткрытой двери два жирно выведенных ноля и выразительный черный треугольник острием вниз, увенчанный черным шаром стилизованной головы. В тысячную долю секунды мускулы спины и ног резко напряглись, но еще на мгновение раньше он даже не ощутил физически — только почувствовал жалящий укол под лопатку. После чего все моментально погрузилось в темноту…
Очнулся Мишин от жуткого рева, словно в самый разгар киносеанса попал на фильм ужаса. Вокруг стоял такой невообразимый грохот, будто где-то совсем рядом гигантские механизмы дробили скальный грунт. Открыв глаза, Мишин обнаружил, что лежит спеленутый, как младенец, и обвязанный ремнями на обычных санитарных носилках. Вокруг
— Ну, земеля, очнулся наконец? — спросил белобрысый на чистом русском. — А я уж думал, что химик наш что-то напортачил…
— Чем вы меня так крепко уговорили? — хрипло спросил Мишин, безуспешно пробуя шевельнуться и чувствуя во рту мерзкий металлический привкус, словно лизнул дверную ручку. Спеленали его на совесть. «Советское — значит качественное» — почему-то вспомнился идиотский лозунг на одном из московских домов.
— Что, понравилось? — осклабился белобрысый, продолжая энергично жевать.
— Слов нет…
— Это мы тебя нембутальчиком, — с набитым ртом пояснил белобрысый. — С незначительными природными добавками. Но это уже к химику — не ко мне…
— Хоть бы новое что-нибудь придумали, умники.
— А на фига? — пожал плечами белобрысый, с сожалением наблюдая, как неумолимо сокращается его аппетитный сандвич. — Действует надежно и, главное, быстро. Тебя же, кабана, скопытили за секунду…
— И наглость все та же… — Витяня тоскливо разглядывал ребристый потолок транспортного самолета.
— Ты о чем, земляк?
— А поймешь?
— Чай не пальцем деланый.
— Где датскому учили, халдей?
— В профтехучилище.
Короткий смешок белобрысого органично слился с сытой отрыжкой.
— Ты, часом, не из «девятки»?
— А что это такое? — белобрысый откровенно издевался над своим пленником.
— Сволота, — беззлобно пробормотал Мишин, вновь безуспешно попытался расслабить натяжение ремней на руках и ногах, после чего закрыл глаза.
— Еще какие вопросы, земеля?
Явно не зная, что делать с собственными руками, осиротевшими после умятого в бешеном темпе сандвича, белобрысый недобро взглянул на спеленутого Мишина.
«Сейчас пнет ногой», — флегматично подумал Витяня и инстинктивно напрягся.
— Может, закурить дашь, гордость системы профтехобразования?
— А не перебьешься?
— А если по нужде?
— Под себя — и все дела!
— Суров ты однако, халдей.
— А тебе что, любви моей захотелось?
— Летим-то домой, небось?
— Это смотря кому что домом называть…
— Мой дом в Москве, — морщась, сказал Мишин.
— Ошибочка, гражданин хороший. Твой дом в могиле. Кстати, заждался он без хозяина…
— С Урала?
— Что?
— Родом, спрашиваю, откуда? С Урала?
— С чего взял? — Голос белобрысого впервые за разговор напрягся.
— С чего взял? — морщась, переспросил Мишин. — С рожи твоей одухотворенной.