НОСТАЛЬГИЯ
Шрифт:
Вот теперь как раз кстати вспомнить о преданных душах, которые месяц тому назад со слезами восторга, «которых они не стыдились», вопили, что в случае эвакуации Одессы я первая войду на пароход.
Позвонила по телефону к адвокату А. Ответила его дочь:
— Папы нет дома.
— Вы уезжаете?
— Н-нет, ничего не известно. Я ничего не знаю.
Позвонила к Б.
Ответила квартирная хозяйка:
— Уехали. Все уехали.
– Куда?
— На пароход. У них давно были пропуски
французов.
— А! вот как! Значит, давно…
Б. тоже клялись и умилялись…
Хотела повидать кое-кого из литературных друзей, но почему-то часть города была оцеплена солдатами. Почему — никто не знал. Вообще никто ничего не знал.
— Отчего уходят французские войска?
— Получена тайная телеграмма из Франции. Там
революция, там утвердились коммунисты, и, значит,
войска против большевиков сражаться не могут.
Во Франции революция? Что за галиматья!
— Нет,—догадался кто-то.—Они не уходят,
а только делают вид, что уходят. Чтобы обмануть
большевиков.
Из парикмахерской выскочила знакомая дама.
370
— Безобразие! Жду три часа. Все парикмахерские
битком набиты… Вы уже завились?
— Нет,— отвечаю я растерянно.
— Так о чем же вы думаете? Ведь большевики
наступают, надо бежать. Что же вы так нечесаная
и побежите? Зинаида Петровна молодец: «Я, гово
рит, еще вчера поняла, что положение тревожно,
и сейчас же сделала маникюр и ондюлясион». Се
годня все парикмахерские битком набиты. Ну, я
бегу…
Прохожу мимо дома адвоката А. Решаю просто зайти и узнать.
Отворяет его дочь.
— Папы все еще нет. Он придет часа через два.
Вся передняя завалена платьем, бельем, башмаками, шляпами. Раскрытые сундуки и чемоданы наполовину набиты вещами.
— Вы уезжаете?
— Кажется, да…
– Куда?
— Кажется, в Константинополь. Но у нас нет ни
каких пропусков, и папа хлопочет. Вероятно, не
поедем.
Звонит телефон.
— Да! —кричит она в трубку.—Да, да. Вместе.
Каюты рядом? Отлично. Папа заедет за мной в семь
часов.
Не желая ее конфузить тем, что слышала ее разговор, я тихонько открываю дверь и ухожу.
На улице новая встреча.
Знакомая одесситка. Очень возбужденная и даже радостная.
— Голубчик! Ну вы же мне не поверите!
Плотный, как кожа! Спешите скорее, там уже не
много осталось.
— Чего? Где?
— Крепдешин. Ну прямо замечательный! Я себе
набрала на платье. Чего вы удивляетесь? Нужно
пользоваться. Дешево продают, потому что все рав
но большевики отберут. Бегите же скорее! Ну?
— Спасибо, но, право, как-то нет настроения.
— Ну, знаете, лавочник
у вас настроение переменится. И верьте мне, что нас
ждет — неизвестно, но зато известно, что крепдешин
всегда нужен.
Зашла к моим друзьям М-м.
Они ничего не знали. Не знали даже, что войска уходят. Но у них были другие приметы тревожных перемен.
— Долбоносый въехал в квартиру и поселился
в гостиной. Прислушайтесь!
Прислушалась.
Из гостиной через коридор неслись звуки очень неприятного ржавого голоса. Голос пел:
Мадам Лю-лю-у-у… Я вас люблю-у-у…
Ага! Понимаю. Это был голос долбоносого субъекта, типа очень подозрительного, который шмыгал иногда по коридору, старательно отворачивая лицо. Кто-то из бывших у М-м узнал его и даже назвал кличку. Это был большевик из Москвы.
Приходил к хозяйке, шептался с ней, подслушивал, подглядывал. Одновременно и ухаживал, так как хозяйка была женщина нестарая, с утра ходила в платье с открытой жирной шеей, густо, словно мукой, обсыпанной пудрой, глаза у нее были выкаченные, с толстыми веками, нос шилом, словом —вся любовь.
Поздно вечером слышно было, как, покончив с прозой шпионажных донесений, она томно ворковала голубиными стонами:
— Ой-й-й! И где мое блаженство? Где?
— Твое блаженство и с тобой! — отвечал ей
ржавый голос.
И вот со вчерашнего дня «блаженство» перестало прятаться. Оно переехало с корзиной и громко крикнуло в кухню:
— Аннушка! Почистите мне бруки!
Большевик перестал прятаться.
«Действительно, ауспиции тревожны».
М-м никуда ехать не собирались. И меня это подбодрило.
Вот сидят же люди спокойно на месте…
Пошла к себе в гостиницу.
Швейцары куда-то исчезли. Большинство номеров пусты, с настежь открытыми дверями.
Только что поднялась к себе — стук в дверь.
Влетает знакомый москвич X.
— Я второй раз забегаю. Нет ли у вас денег? Все
банки закрыты, нам не с чем выехать, жена в отчаянии.
— Куда вы едете?
— Мы сегодня вечером на «Шилке» во Владиво
сток. А вы куда?
— Никуда.
— Вы шутите! Вы с ума сошли! Оставаться в го
роде, который обещали отдать бандам на разграб
ление. Говорят, Молдаванка уже вооружена и ждет
только, когда все войска отойдут, чтобы ринуться
на город.
— Куда же мне деваться?
— Мы были уверены, что вы давно уже устрои
лись. Едемте с нами на «Шилке» во Владивосток — у
нас есть пропуск. Мы и вас проведем.
— Хорошо. Я с радостью.
— В таком случае ровно в восемь часов вечера
будьте с багажом на пристани.
— Помните же — ровно в восемь.