Ностальгия
Шрифт:
– А вот и нет! – спорил Иван Иванович. – Неправда ваша! То, что вам, врагам нашего социалистического образа жизни, кажется правдой, вовсе ею не является. Она, ваша буржуазная правда, для нас не настоящая правда.
Тут Антон подскочил, не выдержав:
– Что слышу я? Я, житель города Ижорска, который здесь родился и вырос? Я ведь свой, зуб даю!…
– Попрошу не перебивать! И сядьте!
– Но я тоже за правду! – воскликнул Антон.
– Сядьте! И перебивать! – прикрикнул на него Иван Иванович.
Антон сел, качая головой.
– Пока сидите тут, потом посидите в
Ваша буржуазная так называемая искаженная версия, называемая почему-то правдой, и наша социалистическая настоящая правда.
– Гм, абракадабра… – пробормотал Вася.
– Правда – это то, что хотите вы услышать! Правда – это то, что хотят внушить разные умелые политологи в умы населения, а не то, что есть на самом деле!
Реальность порой может показаться вовсе нереальной, если ее умело интерпретировать. Правду можно искажать, выдавая за нее ложь, всякую несуразицу. И крупинки правды могут потонуть в потоке лжи. Буржуазной лжи, которая льется неиссякаемым потоком на советских людей.
– Бред…Вялая полуправда газет «Правда» и «Труд» вовсе не настоящая, – тихо произнес Андрей.
Иван Иванович заметил:
– Надо стараться быть оптимистом! А вы пессимист.
Андрей не оставил реплику офицера КГБ без ответа:
– Скорее я пессимист, ощущающий жизнь не как безысходность, а как безыллюзорность.
– Что-то новое, – поморщился Иван Иванович.
– Философский пессимизм, если так можно выразиться.
– Достаточно разговоров, – вздыхая, холодно подытожил Иван Иванович, после чего нажал на кнопку вызова.
В кабинет быстро вошли трое человек в штатском. Они подошли к столу и остановились, ожидая приказа начальника.
– Можете их забирать! – распорядился Иван Иванович, даже не смотря больше на троих друзей.
– Пройдемте, – сказал один из вошедших в штатском друзьям.
– А куда?
– Мы покажем…
Глава 13
Неудавшийся побег
Николя спал, лежа на сене. Во сне ему приснилась милая Настенька; она улыбалась и звала его к себе. Он тоже улыбался, протягивал руки, чтобы обнять свою жену. А Тимофей лежал напротив и храпел, в последнее время он не видел снов, просто спал, как убитый. Вот уже два дня, как их держали запертыми в сарае, не выпуская никуда, даже на допросы больше не вызывали. Они большую часть суток спали, а, просыпаясь, беседовали, вспоминая былое время, последний бой с красными.
Николя во сне видел Настеньку на балу, она вальсировала с ним, улыбаясь.
Танцующие пары на миг остановились, освобождая место для Николя и Настеньки и одновременно любуясь их танцем – так уж всем нравилось, как танцует эта супружеская пара.
– Николя, – прошептала Настенька, – все на нас смотрят…
– Что ж, c’ est bien, – ответил так же шепотом Николя, не отрывая влюбленного взгляда от жены. – je vous aime.
Я тоже вас люблю, chere amie, – шептала Настенька.
Рядом слышались восторженные голоса:
– Они великолепны!
– Charmante soiree! Прекрасная пара!
– Qui, qui! Сharmante enfant Настенька!
– Право, очаровательная пара!
Музыканты
… Потом Николя видел во сне конную прогулку с Настенькой. Она очень любила скакать в лесу на коне, а он всегда сопровождал ее на прогулке. Николя вообще больше нравилась охота, а конные прогулки он не очень любил. Но Настенька наотрез отказывалась идти вместе с мужем на охоту, говоря, что нечего убивать живых тварей, что это только барское баловство и ничего более. Николя вспоминал, как он принес с охоты несколько убитых селезней, показал их с гордым видом Настеньке, а она резко отстранилась от него, нахмурилась, ничего не говоря. Николя тогда вздохнул, приказать слугам отнести селезней на кухню и больше никогда не звал Настеньку на охоту, никогда больше не показывал ей охотничьих трофеев.
Так счастливо они прожили год, после чего наступил кошмарный и кровавый 1917 год, который испугал не только Николя и графа Воронцова, но и весь высший свет. Граф Воронцов, узнав об октябрьском перевороте, сказал печально сыну наедине, чтобы его слов не услышала Настенька:
– Mon dieu, finisse…
– Почему, papa?
– А потому, сынок… Прежней России не будет! Сейчас голоштанники, батраки и воры пришли к власти! Они в Петербурге и Москве.
Николя вспыхнул:
– Надо бороться!
Услышав ответ Николя, граф Воронцов вздохнул, по-отечески погладил сына по голове, грустно говоря:
– Сила быдла в его большинстве, Николя.
– Но у нас есть армия, знания, деньги…
– Тем не менее, Николя, entre nous soit dit, это конец… Конец той былой великой России!
– Надо бороться! – упорствовал Николя.
– Вот ты молод, Николя, ты и борись, ежели сможешь!
– Смогу! – порывисто ответил Николя, сверкнув глазами.
– Борись, скоро они появятся в наших краях… А я уж стар…
Теперь Николя, будучи в плену, оценил пророческие слова отца, и он повторил во сне его слова: «сила быдла в его большинстве».
Тимофей проснулся, услышал слова Николя:
– Ваше благородие, проснулись?
Николя приоткрыл глаза, зевнул и ответил фельдфебелю:
– Только что… Видел во сне своего отца.
Тимофей вздохнул, говоря с тоской:
– Да-а, ваше благородие, теперь мы лишь вспоминать можем старые времена. Ностальгировать!
– Одной ностальгией России не поможешь, – парировал Николя, грустнея.
– Что ж, вы правы-с, как всегда, ваше благородие.
– Одна ностальгия делу не поможет!
– Господь нам поможет! – бодрился Тимофей, пытаясь улыбнуться, и казаться веселей, но удалось это ему весьма плохо. – А помните вы поручика Михайлова?
– Да, он меня спас в последнем бою.
Тимофей кивнул:
– Точно, ваше благородие. Ведь его убили! А что стало с полковником?
Николя неопределенно пожал плечами:
– Сие лишь господь ведает, что стало с полковником… Он куда-то исчез, когда я стоял вместе с тобой рядом, помнишь?