Ностальгия
Шрифт:
— Ну, Шейлочка, — вздохнул он, — как делишки-то?
Гэрри явно устал.
— Я тут, Шейлочка, столкнулся внизу с чертовски интересными людьми. Правда интересные; классные ребята! Да только я по-ихнему разговаривать не умею.
Он ухватил Шейлу за плечо; стеганое одеяло поползло вниз.
— Шейлочка, я вот все хотел спросить. А тебе поездка-то в удовольствие? Тебе весело?
Но Шейла лишь пыталась вернуть одеяло на место.
— Да ради всего святого, Шейла. Живи опасно!
Гэрри рыгнул.
— Слышь, Шейла. Так тебе весело или нет?
Она наконец оставила одеяло в покое.
— Я наблюдаю прелюбопытные достопримечательности и обычаи. И люди мне нравятся. Мне кажется, интересным может быть что угодно.
— Блин! — Гэрри подался вперед. — Это что еще взгляд на вещи? — Его озадаченное лицо посерьезнело — да таким и осталось. — Сдается мне, мы тут «третьи лишние». — Тяжело дыша, он неотрывно глядел на Шейлу. — Мы — «темные лошадки», ты и я. Ни х… они про нас не знают.
Кто-то кашлянул.
— Я никогда не думала… — начала было Шейла.
Гэрри многозначительно покивал.
— Так вот и подумай.
Он выпрямился, задиристо вздернул подбородок.
— А знаешь, кто еще у нас «темная лошадка»?
— Кто же?
— Старина Джеральд.
— По-моему, это несправедливо. Он очень милый.
С Джеральдом она едва ли парой слов обменялась, но и она хорошо знала его манеру держаться позади, замыкаться в себе.
Гэрри расхохотался, смачно хлопнул себя по колену.
— Да мы друг друга понимаем, ты и я. Мы с тобой — два сапога пара.
Шейла нахмурилась; Гэрри с энтузиазмом закивал.
— Пожалуйста, не надо здесь курить. Иначе я не засну. Эти тесные комнатенки…
— Да ладно, ладно…
— Вообще-то некоторые здесь заснуть пытаются, — раздался голос по соседству. Джеральдов, собственно говоря. Все прочие тоже лежали, не смыкая глаз, копя чужие секреты.
— Вам лучше уйти, — шепнула Шейла Гэрри.
Она выпрямилась; взгляду открылась одна грудь — белоснежная округлость, словно неполное лунное затмение.
Гэрри качнулся было к ней, но на полпути передумал.
— Спать! — заорал он. — Всем спать!
С трудом поднявшись на ноги, Гэрри зашатался, растопырил руки, пытаясь удержать равновесие. Солнцезащитные очки грянулись о туалетный столик, осколки темного стекла каскадом рассыпались по Шейлиным платочкам и открыточкам; а сам Гэрри рухнул прямо на перегородку, пробив головою нижнюю панель.
— Да ради всего святого! — воззвала миссис Каткарт. — Дуг? Что происходит-то?
Этот и землетрясение проспит, и, не приведи боже, конец света.
— Госсссподи милосердный, — сдавленно запротестовал
— Вы могли убиться!
— Ну дай руку, что ли, Шейлочка! Блин!
Джеральд уже включил свет. Кто-то подоспел к дверям Шейлиного номера.
— У вас все в порядке?
— Ну вы сборище тупых недоумков! Как по-вашему, в порядке или нет? — взревел Гэрри.
К месту событий примчался Кэддок с фотоаппаратом и вспышкой.
— Да все в порядке, — заверил задрапированный в халат Джеральд. И, нагнувшись, попытался установить перегородку на место.
— Сдается мне, он несчастлив, — промолвила Шейла, пытаясь помочь, чем могла.
— Возможно, — кивнул Джеральд. — Хотя в толк не могу взять почему. Я отведу бедолагу в номер.
Закапал легкий дождик; потом полил сильнее — точно местные швырялись камнями по крыше. Шейла расслабилась; ей казалось, она уже дома.
~~~
Этот музей задом вжался в стену — словно его в застройку силком впихнули. Флигель при разрушенной церкви или, может, небольшом соборе, что славился своим голландским колоколом. В 1943 году неф разнесли вдребезги, и улицы засыпало плиткой и притчами витражных стекол.
Австралийцы, прислонившись к стене, шумно переговаривались между собой. Солнце било в глаза. Груженный овощами фургончик дал задний ход; бдительная жена оттащила мужа за руку. Под брезентом громоздилась свекла — точно взвод солдат. Местные не удостаивали туристов даже взглядом.
Подоспел смотритель, размахивая рыжевато-бурым, набитым мелочью кошелем. Весь такой грушевидный; с виду — ни дать ни взять священник в штатском. Разумеется, пришлось заплатить.
Внутри не было ни турникетов, ни перегородок, ни коридоров. По музею гуляло эхо.
Любое движение по некогда священному полу отзывалось резким грохотом. Туристы сбились в кучку в самом центре помещения и жались ближе друг к другу, как нередко прежде; они — группа.
— Ой! — Возглас прокатился от стены к стене жутковатым множеством отголосков.
— Да ради всего святого!
Даже в темноте иные ищут возможности к самовыражению.
Одни — взыскательны и строги. Другие молчат, но беспокойно переминаются на месте. И один — слепец.
Вспыхнула люминесцентная лампа; четкая линия света заструилась к туристам по прямой, воспламеняя второй ряд параллельных трубок, и третий, и четвертый. Несколько стратегически размещенных прожекторов (излишки военного имущества) зажглись последними: гулять так гулять! Зал оказался прямоугольным, коротким и абсолютно голым. Что не помешало австралийцам разбрестись.