Нота. Жизнь Рудольфа Баршая, рассказанная им в фильме Олега Дормана
Шрифт:
Работать было прекрасно. Серьезные музыканты, приходили всегда подготовленными, занимались перед репетициями, и мы сумели многое сделать. Притом что условия были довольно паршивые. Репетировали в зимнем саду, неудобном, неустроенном, зимой там дуло из всех щелей, было холодно. Ну, что поделаешь? Согревались с помощью аллегро.
Следующей программой были все симфонии Бетховена, включая Мессу. Там имелся хор, Борнмут Симфони Куайер, так что мы исполняли и Мессу, и Девятую. Играли они превосходно.
Оркестр, так сказать, обслуживает всю Южную Англию, и мы очень много ездили. Саутгемптон, Бристоль, Плимут, Ньюкасл и дальше, дальше. Играли на лондонских «променадных» концертах Би-би-си и часто в Фестивальхолле. Раз в год Королевское
Мы играли классику и современную музыку, особенно британцев. Много исполняли Локшина, от которого оркестр был в восторге, о публике и не говорю. К сожалению, я не мог сделать запись и послать Шуре: строгие профсоюзные работники не разрешали включать даже любительский магнитофон.
По договоренности, время от времени мы с Леной отправлялись на континент, и я выступал с европейскими оркестрами, а кроме того, мы посматривали, как строится дом в Рамлинсбурге.
Из письма Р. Баршая А. Локшину, 1984 г.
Дорогой Шура!
Последнее время был страшно занят. Записывал с оркестром Радио «Жар-Птицу» Стравинского. Целиком весь балет в первоначальной редакции. Это была увлекательная работа. <…> Вчера играл концерт в Базеле: Лядов, Р. Штраус, Чайковский — «Франческа». Замечательная все же пьеса. На публику сильно действует. Иногда после напряженной работы, особенно на следующий день после какого-нибудь концерта, наступает хандра. И не потому, что никто тебе не скажет: «Здравствуй, Дмитрий Алексеич!» [15] Это они как раз говорят, и часто, употребляя, правда, не имя-отчество, а фамилию. Какой-то вирус мировой скорби нападает. Сильно удручает меня то, что приходится играть много разных программ, кроме тех, что выбираешь сам. Да и самому выбрать трудно.
15
Цитата из «Песен западных славян» Пушкина, на текст которых написана Восьмая симфония Локшина.
И не из-за каких-то там идеологических соображений, а просто так — вкусовщина муз. организаторов. Вот им кажется, что это публика любит и пойдет на концерт, а это — нет. А в общем — никто ничего не понимает.
Завтра едем в Bournemouth. Послезавтра репетиция «Фантастической» Берлиоза. Кроме нее в программе будет «Ночь на Лысой горе» и Четвертый фортепианный концерт Бетховена. Солист Питер Донахо. Он имел большой успех на конкурсе Чайковского в Москве.
Передавайте всем вашим привет. С сердечным приветом,
Ваш Рудик.
К тому времени у меня сменился импресарио. Менеджеры из лондонской «Интермьюзик» сделали соблазнительное предложение: возглавить Ванкуверский симфонический оркестр. Говорили, что отказываться нельзя, что я сумею совмещать руководство обоими оркестрами, а Ванкувер — это очень
В восемьдесят четвертом мне исполнилось шестьдесят лет. В этот день мы праздновали наше новоселье в Рамлинсбурге и пригласили всех соседей, которым тоже исполнилось шестьдесят в том году. С семьями, конечно. Лена напекла всяких замечательных вещей, которые она умеет печь. Например, она делает творожники, но не просто творожники, а в виде печенья. Ууу, это… Пальчики оближешь. Гости то и дело подбегали к блюду: ам, в рот, и убежал беседовать. А потом снова — скорей-скорей к блюду. У нас оказались очень славные соседи, с некоторыми мы близко подружились и теперь дружим и с их детьми и внуками.
На другой день мы полетели в Ванкувер.
56
В Британской Колумбии живет много англичан. Когда я получил пост шеф-дирижера, ванкуверская газета вышла с заголовком: «Английское влияние сохраняется».
Ванкувер — удивительно красивый: в нем множество небоскребов, но они построены как будто только из одного стекла с такой элегантностью, что не давят, и в них отражается небо и океан. Оркестр был отличный. Правда, находился в ужасающем финансовом положении, миллионные долги, у музыкантов — очень напряженные отношения с администрацией. По требованию профсоюза сезон открылся много позже, чем должен был.
Множество талантливых людей, особенно духовики, играли очень хорошо и с энтузиазмом. Мы сошлись, подружились. До сих пор мне оркестранты оттуда присылают рождественские открытки.
Проблемы оказались неожиданными. Канадцы — милейшие люди, но… Появился у меня там друг. Бывший немецкий фронтовик, который побывал в русском плену. Ханс его звали. Он был очень хорошего мнения о русских, потому что они относились к нему не как к врагу, а как к несчастному человеку, который вечно ходит голодный и которому надо помочь. А он был врач и немножко лечил их как фельдшер. И люди подкармливали его — то яйца принесут, то творогу, то еще что-нибудь. Он никогда этого не забыл. А еще у него осталось впечатление, что русские — очень культурные люди. И вот Ханс мне однажды говорит: Рудольф, du bist hier gekommen mindestens zweihundert jahre zu fr"uh — ты приехал сюда лет на двести раньше, чем следовало, потому что культуры здесь нет никакой.
История, которую он рассказал, поразила меня. Оказывается, в годы войны с Ванкуверским оркестром работал Клемперер. Когда в тридцатые годы ему как еврею пришлось эмигрировать из Германии, он оказался здесь. И очень скоро его выгнали. Почему же? Потому что он играл слишком много Бетховена, Баха, Брамса и Шуберта, а не американскую музыку. Его выгнали. Гигантского музыканта, дирижера. Какой позор перед всем человечеством.
Когда я рассказал эту историю президенту тамошнего Симфонического общества — был такой очень богатый человек, аккаунтант, это люди, которые считают налоги, — он говорит: «Уволили?» Я говорю: «Да». — «Скажите пожалуйста! Ну и что он делает теперь?»
Президент Симфонического общества — не общества любителей кленового сиропа… Я пробормотал: «Надеюсь, он на небесах».
Поехали мы с оркестром на гастроли по этой самой Британской Колумбии, по маленьким городкам. Какие это места, боже, какие это райские места! Какие озера, какие горы, какие леса! Играли Шестую симфонию Чайковского. После предпоследней части, блестящего, бравурного скерцо, раздались бурные аплодисменты. А когда закончился концерт, в артистическую пришла председательница местного Филармонического общества. В каждом таком городке есть собственный оркестр. «Прекрасный концерт! Вы извините нас за аплодисменты после Чайковского, мы решили, что концерт окончен. Но ваш анкор был восхитительный!» То есть она думала, что последняя часть симфонии — это был какой-то номер на бис.