Нотариус Его Высочества
Шрифт:
Зато утром они вцепились в меня мёртвой хваткой и не отпускали всю дорогу до кампуса. Я нарочно вышла пораньше, чтобы первой прийти в аудиторию и тихонько сесть где-нибудь с краю. Мой план провалился, едва я оказалась на пороге пустого лекционного зала.
— Маэстро Тровато сегодня проводит урок под открытым небом, — сообщила мне одна из аспиранток Немо, и меня охватили смешанные чувства зависти и унижения.
Раньше я была в курсе всех дел, знала каждую его лекцию и пару, теперь же я словно чужачкой стала для него и всего университета.
— Поторопись,
Я точно не успею, но бежать со всех ног казалось мне ещё большим унижением, и потому я спокойно пошла к выходу из главного здания. Немо проводил открытые занятия в редких случаях, как правило, если тема касалась изучения надгробий и всего, что было связано с умершими. А тут мои познания явно глубже, чем у сокурсников, но я все равно дрожала все сильнее, стоило мне увидеть шумную группу, устроившуюся вокруг Немо. Похожее чувство отчуждённости уже было у меня, когда в школе я сильно заболела, а потом вернулась к занятиям спустя целый месяц. Тогда сверстники стали казаться мне какими-то вмиг повзрослевшими, а изучаемая программа превратилась непостижимую науку из-за короткого пропуска. Конечно я все наверстала, но я до сих пор помню свою беспомощность и попытки догнать остальных.
Будет ли сейчас нечто подобное? Меня не было всего неделю, и с таким наставником, как Немо я вряд ли остала, но всё же…
— … потому мертвые не могут быть надёжными свидетелями в суде. Во время призыва они не до конца отдают себе отчёт в том, где находятся и что происходит.
Его родной голос, от которого и больно, и томно.
— Осознание собственной смерти слишком тяжело для души…
Странно. Горацио Торрагросса все осознавал и не выглядел несчастным во время нашей астральной беседы. В его глазах была лишь легкая печаль, но в целом бывший нотариус испытывал долгожданный покой.
— Получается, опытный призыватель может заставить мертвого солгать? — раздался первый вопрос.
— Такая вероятность существует, потому суд всегда с сомнением относится к таким показаниям. Единственные, кто могут проводить легальные допросы это нотариусы и некоторые судьи. Они честны и беспристрастны.
По толпе прокатился глумливый смешок при этих словах, и все дружно уставились на меня.
— Честны? Ой ли?
Ах, ну конечно. До сих пор многие считают, что я стала нотариусом из-за хитроумного обмана.
— Почти все, — поправил сам себя Немо, чего он в жизни никогда не делал, но его намёк был настолько прозрачным, что все вновь рассмеялись.
Самым правильным сейчас было бы убежать в слезах. Но этим я занималась всю прошлую неделю, потому превозмогая ком в горле, я вскинула голову и одарила своего Маэстро снисходительным взглядом.
— То есть вы считаете, что сама Юстиция делает ошибки?
Немо одарил меня победной усмешкой, словно ждал этого вопроса.
— Это ваши слова, миа студентессе, не мои.
Я поперхнулась, и прежде чем успела возразить хоть что-то, он бросил мне вдогонку горькое:
— Все мы знаем, что Юстиция слепа, иначе она не допустила бы многих несправедливостей этого мира.
Все уже
— Но разве мы не за этим на факультете юриспруденции? Мы здесь чтобы помочь справиться с несправедливостями. Мы стоим на страже прав и интересов живых и мёртвых.
На мгновение с лица Немо сошла спесь, а во взгляде вновь появились теплые искры, но на то оно и мгновение. Случилось и исчезло, заставляя меня терзаться, что мне это лишь показалось.
Все оставшиеся пары на меня разве что пальцем не показывали. Везде я только и слышала, что громкое обсуждение меня, герцога Аккольте и моей должности. Страшно представить, что тут было неделю назад. Видимо, отстранение от занятий было лучшим, что произошло со мной. Так я хотя бы могла набраться сил и обрасти какой-никакой чешуёй. Жаль, недостаточно прочной. Мне все ещё цепляли гадкие слова, но хотя бы я не запиралась в туалете, чтобы поплакать.
Когда надо мной глумились студенты с других факультетов, это ещё можно было пережить, но враждебность бывших друзей была стала неожиданной. Может, мы и не были друзьями?
На последней паре Немо похвалил чье-то эссе, громко зачитал его перед всеми, а я бессильно сжимала кулаки под партой. Работа была частично списана с моего прошлогоднего конкурсного сочинения.
— Вам есть чему поучиться, сеньора Ритци, — громко сказал он, и я дар речи потеряла.
Он это серьёзно?
— Видимо, не только Юстиция слепа, — пробормотала я себе под нос. Вот же наглость!
— Вы что-то сказали, миа студентессе.
— Я сказала, что непременно изучу эту чудесную работу на досуге. Ведь в ней совсем нет вторичности. Так свежо и ново, — процедила я, стараясь любезно улыбаться и не выдавать своей обиды.
В конце занятия на мой стол приземлилась записка.
У воровки и лгуньи воровать не стыдно.
Прежде, чем я успела сделать слепок почерка, или выследить адресата, бумага вспыхнула прямо у меня в руках, оставив ожоги на пальцах. Я зашипела от боли и уже не сдерживала слёз.
Немо поднял на меня равнодушный взгляд, и моя защита рухнула. Я резко встала из-за стола, уронив стул, нервно собрала свои вещи и подорвалась к нему.
— Я не спала несколько ночей, меня измучили крысы, надменные клиенты, сплетни и домыслы. Я проткнула себе бедро шилом и села на канцелярские кнопки, и после всего этого ты продолжаешь утверждать, что я обманом получила треклятую должность?! — я впервые кричала на Немо. Но мне нужна была разрядка, как сильно я злилась на него сейчас.
Он отказался курировать мой диплом и завернуть все мои недавние письменные работы, щедро сдобрив их совсем уж неуместными замечаниями, а теперь хвалит того, кто украл моё эссе.
— Ты обманом получила эту должность, — гнул свою линию Маэстро и с вызовом смотрел мне в глаза. Никогда ещё не видела его таким решительным. Мой скромный друг превратился в мстительного дьявола, да мне и самой сейчас хотелось обойти письменный стол и придушить мерзавца.
— Ненавижу тебя, Немо, — сорвалась на очередной крик, а мужчина лишь поморщился и потёр уши.