"Нотариус из Квакенбурга"
Шрифт:
— Всё, что вы знаете, вы должны сообщить полиции, — строго сказал мой шеф своим писклявым голоском.
— А я вот ничего не понимаю в ядах, — вдруг вступил в разговор Тобиас, до этого молчавший в своём углу. — Дорогой Озрик, может быть, вы меня просветите, что собой представляет этот самый цианид?
— Цианистый калий — один из самых распространённых цианидов. Он относится к группе цианистых солей, производных от синильной кислоты. Чистая синильная кислота совершенно бесцветна. Я сам могу её изготовить в своей лаборатории.
— Разве
— Для человека даже с начальными знаниями по химии — это совсем несложно, — ответил Озрик. — В определённой пропорции берётся раствор поташа, купоросное масло и обычная вода. Всё соединяется вместе и осуществляется процесс дистилляции.
— Я слышала, что синильная кислота есть и в косточках персика? — спросила Валерия.
— Действительно есть, но в очень небольших количествах. Смертельную дозу составляет кислота из более чем пяти тысяч плодов, — объяснил Озрик.
Разговор прервали вошедшие слуги. Они начали готовить столовую к обеденной трапезе. Чтобы им не мешать мы разошлись по своим комнатам. Поднимаясь к себе, я слышал, как Озрик попросил Валерию зайти к нему, чтобы о чём-то посоветоваться. Та пообещала исполнить его просьбу через несколько минут.
Во время обеда пошёл дождь. Над замком низко стлались свинцово-серые тучи. Потоки воды с такой яростью обрушивались на землю, что казалось, будто свирепый Деус опять за что-то прогневался на потомков несчастных жителей Флорианы. Было слышно, как тяжёлые капли стучат по крыше, шуршат в зарослях плюща, покрывающего старые стены. В трубах тоскливо выл ветер.
Обитатели замка пребывали в мрачном настроении. Я и сам ощущал тяжесть на душе. Меня томили какие-то нехорошие предчувствия, и хотелось только одного: как можно скорее покинуть это скорбное место и вернуться домой.
После обеда, несмотря на непогоду, из города приехал инспектор Вейш и, не откладывая дел в долгий ящик, приступил к действиям. Он попросил всех, включая слуг, собраться в гостиной, а сам расположился в курительной комнате по соседству и первыми пригласил зайти Мартиниуса и меня.
Инспектора мы застали сидящим за столиком красного дерева с курительными принадлежностями и с интересом разглядывающего коробку с дорогим гведелупским табаком. В уголке устроился полицейский писарь.
Увидев нас, Вейш угрожающе сдвинул свои косматые брови и произнёс строгим тоном:
— Я официально объявляю вам, что начинаю следственные действия и прошу вас, месьер нотариус, и вашего помощника присутствовать при них в качестве понятых в соответствии с гведскими полицейскими законами. Вы являетесь душеприказчиком покойного графа и на этом основании также можете присутствовать на следствии и оказывать помощь.
Мой шеф церемонно кивнул в знак согласия и занял место за столом. Я расположился рядом с ним. Инспектор хрипло прокашлялся, вынул трубку, неторопливо набил её табаком из коробки стоявшей перед ним, закурил и продолжил:
— Сейчас я буду вызывать по очереди всех обитателей замка, чтобы
Нотариус спросил:
— Меня интересует, месьер инспектор, проведено ли уже вскрытие покойного и установлено ли время и причина смерти?
— Я с минуты на минуту ожидаю этого медикуса, доктора Адама, с заключением. По моему мнению, пока нужно исходить из того, что граф Бертрам вольно или невольно отравился сам или был кем-то отравлен цианидом. Что вы сами можете рассказать мне по поводу случившегося?
Мартиниус кратко, но не упуская ни одной важной детали, рассказал о причине нашего появления в замке, о проведённом здесь времени, описал события, свидетелями которых мы стали. Он упомянул о недовольстве Себастьяна изменением завещания в пользу младшего брата, не утаил и подслушанного нами разговора Патриции с Озриком в библиотеке. Я, в свою очередь, подтвердил всё сказанное. Писарь тщательно записал наши показания и дал нам расписаться.
— Ну что же, теперь заслушаем остальных свидетелей, — решил инспектор. — Начнём, пожалуй, со слуг.
Он велел стражнику позвать дворецкого Мартина.
— Ну-с, милейший, — строгим голосом обратился к дворецкому Вейш, — что вы можете сообщить полиции по поводу смерти вашего хозяина?
Здоровяк Мартин со своими уныло повисшими усами представлял собой печальное зрелище. Глаза его были красны от слёз, руки дрожали и всё время нервно перебирали край одежды. Дворецкий грустно посмотрел на инспектора и хрипло проговорил:
— Что же я могу сообщить, месьер полицейский? Если бы я что-то знал, я бы сразу пришёл рассказать — не стал бы дожидаться, пока меня вызовут. Не понимаю, как такое горе могло приключиться…
— Расскажите тогда, как вы провели вчерашний день?
— Ну, как провёл? Как обычно. Ничего особенного не заметил. С утра и до обеда следил за уборкой комнат. Прислуга в последнее время разболталась. Особенно эта Вилемина. Мне уже госпожа Патриция жаловалась, что плохо полы помыты, пыль везде, вещи найти не может. Вот и следил сам. После обеда месьер граф Себастьян и месьер Тобиас вместе с этими месьерами, — тут Мартин покосился на нас с нотариусом, — уехали в Крон. К ужину все, кроме месьера учителя, вернулись. Вечером месьеры разошлись по своим комнатам. Я проверил запоры на воротах и дверях и тоже лёг спать.
— В котором часу вы легли спать? — спросил инспектор.
— Как обычно, около часа ночи.
— Скажите, Мартин, а не мог ли в замок проникнуть кто-то посторонний?
— Нет, доминус, — решительно помотал головой дворецкий. — Это исключено. Ворота и все наружные двери всегда заперты. Вчера никаких гостей или там посетителей не было. Даже месьер доктор не приезжали. Никто не входил и не выходил из замка. Я впустил только месьера графа Себастьяна. Он приехал часов в пять пополудни, вскоре за ним и эти месьеры пожаловали.