Ноука от Горького Лука
Шрифт:
Я хотел традиционно послать его нахуй, но задумался и застыл с письмом над жвалами шредера в гневе и скорби. И скорби таки было больше. И я разгладил письмо, и положил его на полку, чтобы вернуться к нему позже. Потому что не знал — как на него ответить? Ибо ненависть к кацапне не отменяет сострадания к ней же.
А сегодня получил еще одно послание, где уже другой кацап рассказывает, что он русский россиянин, но в нем течет еврейская и финская кровь, и что кафедра имеет против Финляндии и Израиля?
Я наложил одно письмо на другое, прижал их к оконному стеклу, и на просвет сложилось знакомое
***
Колысь помирала моя баба. Була вона стара и груба. И я, юный пионер, кружил над ее одром, как падальщик, спрашивая — кто мы и откуда? Пусть не от Адама, но хотя бы от прадеда? Я понимал, шо щас эта злая бабця, мучившая меня целых десять лет мамалыгой, носовыми платками и кипяченым молоком помрет, и вся история обнулится. И бабка, изредка просыпаясь, вспоминала и выдавала места, явки и пароли.
Уже потом, в середине 90-х я поехал в эти Вашкивци, откуда мы произошли. Я понятия не имел что это не те Вашкивци — там два населенных пункта с таким названием, Вижницкого района и Сокирянского. Я бродил пару часов по каком-то жуткому месту, населенному собаками и будяками. А когда вуйки вже вышли с дрючками пиздить подозрительного чувака в иностранных ботинках и с сумкой на спине, я объяснил им — в чем дело.
Собралось все село, вожди решали на сходе два часа, и выяснилось, что это другие Вашковцы. А поскольку рейсовый автобус в это гиблое место приходит один раз в месяц — в полнолуние — сякийсь вуйко повез мене на «Ниве» в другие Вашкивци, в правильные, родовые.
А вже когда там узнали, то привели на то место, где була колысь бабына хата, и виновато сказали: «Ну, от якось так…» И предложили пожить в другой хате, якшо треба.
Но у меня были обратные билеты, и я уехал оттуда обратно в Киев.
Только душа моя оттуда не уедет никогда. Я постоянно возвращаюсь в хату, которой давно уже нет.
***
Мы, украинцы, разные. Есть полещуки и волыняки, подоляне и слобожане. Есть лемки и бойки, гуцулы и буковинцы. Мы отличаемся говором, обычаями и вышиванками. Сегодня, например, Значок детально объясняла мне — чем отличается грубА буковинская рельефная вышиванка от гладкой подолянской. Это только для кацапа, чья национальная одежда ватник, кирза и головной убор от фабрики им. Ахунбабаева, все вышиванки одинаковы.
Я внимательно ее слушал. Хотя несколько лет назад, когда хотел подарить знакомой чильничек на «Краине Мрий» безошибочно вышел на те балабоны, которые видел в детстве — красно-черные буковинские. Как акула на кровь. Я не могу это забыть, и даже когда говорю по-украински, из меня через час общения начинают сыпаться все эти «урлепы» и «мерфури».
Но я не собираюсь править свою речь в рамках классического полтавского говора в киевской телевизионной постановке. Я не считаю свой выговор жлобским румынским акцентом, это для меня дорого — все «лапти» и «карны». Каждый говор в Украине — как рисунок на рыцарском щите, и кто ударит копьем в чужой щит — тому придется отвечать на ристалище.
Находясь в рамках одной культуры, мы, украинцы, собираем рассеянные зерна своих субкультур, как драгоценности, и храним их. Да, рассыпано в навоз было много, но мы бережно все соберем. Мы гордимся своими корнями. У нас «полещук» или «гуцул» — это как рыцарский орден
Почему у нас «гуцул» — это родословная?
Почему у кацапов «мордва» — это ругательство?
Это вопрос не к кафедре, а к кацапам.
***
Дорогой мой лондонский корреспондент. Ваш народ сначала стал малым на своей земле, а потом вообще совершил коллективное самоубийство, разменяв в московском улусе свою самоидентификацию на право служить империи коллежским асессором или маркшейдером в шахте. Все вы «рузские», «советцкие», дети паровоза. А то, что ты пишешься «эрзя»- так это художественный прикол, примара, порожденная твоим сознанием, случайно попавшим в туманный Лондон. На каждой переписи минимум триста человек записывают себя эльфами, альдебаранцами и киммерийцами. Ну, вот ты типа «эрзя», а твой сосед — «мориквенди». И шо?
Ты же на картинке из шести вариантов не определишь эрзянский народный костюм. А я на выставочном развале найду буковинский чильник.
Вы сдохли, как этнос. А мы — нет. Вы стыдитесь своего происхождения, вы по своему рассуждению даже еще не произошли в людей, вы все еще происходите в высшие расы — в лененградцы и масквачи по национальности. Самые продвинутые, как ты, минуя Москву, происходят в лондонцы. А мы гордимся своим происхождением. Мы — герцоги Вашкивецькие и бароны Богуславские, наши родовые грамоты — черно-желтые фотографии предков, документы на трех языках и понимание этих языков.
И вы ревнуете по черному, потомки коммунистического паровоза, который вечно беременный бьющимся в попке лазо.
А то, что ты там пишешь на эрзянском в Лондоне — уже никакого значения не имеет. Скоро ты будешь не только уникальным эрзянским писателем, но и единственным читателем своих писаний на эрзя вал. Я специально попытался скачать ваш словарь, чтобы троллить эрзятину — так его нет. Есть только рукописные сопоставления на ресурсах типа «народ. ру»
Народ, понимаешь, ру. Нет такого народа. Кончился, аки обры.
***
Второму корреспонденту, резкому как ситро, отвечу, что гематологическая экспертиза, проведенная на кафедре, никакого различия между финской кровью Балалайнена и жыдовской кровью Янкеля не нашла. Шо там, шо тут — одна и та же жижа. Кроме того, пробная инъекция крови командира батискабля «Садко» пану Янкелю, не привела к познанию жыдом финского языка. Таки надо книжку покупать, и буквы учить, чтобы стать суомалайненом.
Поэтому наличие финской или еврейской крови — это антиноучное утверждение. Кровь имеет четыре группы, два резуса и еще дохуя биохимических отличий, но, ни финном, ни жыдом тебя она не делает, мордовский долбоеб. А кто там ебал твою бабку неизвестно, может кавказская овчарка — так ты что теперь, джигит что ли?
И уж тем более не относит тебя ни к Финляндии, ни к Израилю. Эти маленькие и лишенные изначально природного благополучия страны были собраны, ухожены, выкоханы и защищены в тяжелых боях с местными москалями своими народами — упорными, отважными и трудолюбивыми. Знающими свой язык и историю.
К которым ты, мордва, не относишься аж нияк.
И ты сам виноват, что именование твоего народа и рода стало звучать как анекдот. "Эй, мордва, становись по два. Кончай ночевать, днем пришел."