Нова Свинг
Шрифт:
– Я сейчас сорвусь, – заныл он. Потолкавшись немного с Эшманном, вырвался из хватки сыщика и быстрым шагом пошел прочь от Зоны, в дождливую ветреную ночь и к причалу; дождевик его разметался и дико хлестал по бокам.
– Я никогда не совался тут в Зону, – бросил Антуан через плечо, – ни с Виком, ни с кем еще.
Эшманн, который заторопился следом, этой фразы уже не услышал. По ту сторону колючей проволоки что-то изменилось, и на полпути к безопасному кафе «Прибой» их настиг фронт Волны. Толстяк Антуан повалился на колени, беззвучно разевая и закрывая рот, а детектив, которому разом отказали ноги, застыл неподвижно и уставился в море, где ему померещились два
– Ирэн не понравится, как ты обошелся с новым хорошим костюмом, – услышал детектив собственный голос. Лицо Антуана дернулось к нему, мертвенно-белое под струями дождя.
– У меня инфа. Где Вик завтра стартует. И кто его клиентка. Но разумеется, за вознаграждение.
Эшманн продолжал глядеть на море.
– Что-нибудь сообразим, – рассеянно пообещал он.
Струи дождя хлестали Антуана, текли по его лицу; руки и колени оставили мягкие впадины в песке, точно на поверхности пространства-времени, которой вода, казалось, придала эластичность.
– Мне нужно больше, чем это твое что-нибудь, – сказал он. – Я искренне поддерживал Вика. Как и все в «Белой кошке, черном коте». Но вынужден признать, что он не ответил тем же, и пора мне вернуть себе ответственность за свою жизнь, которую я на него привык перекладывать. – Он поднял взгляд на детектива. – С того самого дня, когда попытался я завязать дружбу с человеком настолько одиноким, как Вик Серотонин, не было мне от него никакой пользы. Может, хоть сегодня выйдет.
Но Эшманн не слушал его, скосив глаза с видом рассеянным, как бывает обычно при подключении.
– Хай, Поли, – произнес он.
Вскоре после вышеописанных событий в другом конце города, в Глоуб-Тауне, Эдит Бонавентура, испытывая прилив вины, проснулась от сна, в котором снова была знаменитой тринадцатилеткой, – сновидения, подобного блеску хромированной накладки аккордеона в дыму; мехи аккордеона раздуваются и сужаются так привередливо, что слушателю трудно соотнести эти движения с музыкой, и сон отличался аналогичным поведением. Он посещал Эдит снова и снова, принося шумную атмосферу ностальгического гламура, и, как иногда казалось ей, не преследовал лучших ее интересов. Глоуб-Таун, напротив, предстал пробудившейся Эдит тихим и темным треугольником аккуратных улочек, над которыми в воздухе все еще затухали отголоски безжалостного выброса энергии, акта насилия каких-нибудь законов физики над другими. Огромный туристический лайнер (Эдит припомнила, что это должна быть «Королева скелетов» от «Бетс/Хирстон» и направляется она световых лет за пятьдесят отсюда по Пляжу самое меньшее, на Санта-Муэрте, которую в туристическом путеводителе величали Планетой Альфанских Лун) только что отчалил на парковочную орбиту.
Эдит сбросила ноги с кровати.
– Если ты думаешь, что я поверила, – сказала она сновидению, – ты ошибаешься.
Пол холодил ступни, ночнушка закрутилась узлом в пояснице, словно играть музыку во сне было так же тяжело физически, как и наяву. Она не винила «Королеву скелетов» за скоропостижное пробуждение; более вероятно, что потревожил ее Эмиль и его почки.
– Эй, – окликнула она отца, – ничего не делай. Я иду. Все в порядке. Оставь, я разберусь. Что бы ты там ни натворил.
Ответа не было.
– Я иду, – повторила она.
Эмиль заполз под кровать, и у него заклинило бедра. Она попыталась его оттуда вытащить.
– Эй,
– Билли, мы засыпались. Эти штуки там, они не человеческие. Нам конец.
– Эмиль, кончай дурить, это же просто круизный корабль.
– Ты глянь на эту цыпочку! Куда там твоей стае обуви, блин!
В комнате было совершенно темно, если не считать ползущих по стенам синих и зеленых огоньков: это в умных татуировках Эмиля система брэгговских отражателей выкройки и флуоресцентных пигментов, позаимствованных у бабочек, поглотила жесткий ультрафиолет выхлопа туристического лайнера и переизлучала его теперь в видимом спектре. Отлет «Королевы скелетов» вызвал у Эмиля кратковременный припадок и, судя по всему, вынудил его обгадиться. Эдит, испытав неожиданную усталость и сокрушительную тоску, задалась вопросом, что она, блин, тут делает и, вообще, что тут делают все остальные, где бы ни были. Она легла на пол рядом с отцом и разрыдалась.
– Ты мне не помощник, – заявила она, сердито отвернувшись от него, как жена. – Я все сама должна делать. – И – снова обернувшись: – Мы пришли сюда со звезд, Эмиль, и звезды – наш дом. Мы от всего этого отказались ради твоего безумия.
Эмиль с глубоким сомнением посмотрел на нее.
– Я не только под этой кроватью в своей жизни валялся, – ответствовал он.
Эдит утерла слезы рукой и рассмеялась.
– Я в курсе, – сказала она.
– Думаешь, я не знаю, отчего со мной такое? – произнес он. – Нейронные программы глючат. У нас тут у всех в Глоуб-Тауне мозги закорачивает. Нет, ну серьезно, нужно переехать в более безопасное местечко. Эти отлеты – кошмар квантовика.
– С тобой такое творится, потому что в Зоне ты из ума выжил.
– И поэтому тоже, – согласился Эмиль. – Но все-таки прилеты еще хуже.
– Иисусе, Эмиль, как же от тебя воняет!
– Если дашь мне руку, я попробую оттолкнуться другой ногой.
В конце концов она его вытащила и подтерла в диковинном угасающем свете, переизлученном татуировками после мятежа «Королевы скелетов» против законов физики. Расстелила на кровати новые саржевые простыни и водрузила туда отца. Подбила подушки и села рядом. Выглядел он неплохо.
– Ты неплохо выглядишь, – сказала она ему, – для своих лет. У тебя даже благообразная седина, как у старейшины.
Убедившись, что он снова заснул, Эдит спустилась к себе и села листать том дневника пятнадцатилетней давности. В комнате стало холодно. Еще не рассвело. Периодически поглядывая на ряды детских костюмов у стен, подобные остаточным изображениям Эдит в неведомой науке среде, она обнаружила, что уже не помнит, где тогда была и в какой части жизни.
«Засыпая в Зоне, безальтернативно попадаешь в плен небольших безумных картинок, – писал Эмиль. – Вот что мне привиделось вчера ночью: человек выплевывает змею. Ему помогает еще кто-то. Они кажутся сплетенными, хотя язык их тел чужацкий».
Она задремала, и тут позвонил Вик Серотонин.
– Привет, Эдит, – сказал он.
– Забавно, что ты это говоришь, Вик, – ответила она и отбила вызов.
Когда Вик, как она и ожидала, позвонил снова и поинтересовался делами Эмиля, она ответила:
– С ним все в порядке. Он счастлив. Через дырки в его голове всегда видно, о чем он думает.
На линии послышался зловещий ритмичный каркающий треск, затем возникла обычная визуальная интерференция, и показалось, что предметы вокруг закручиваются прочь от линии взгляда. Она прикрыла глаза, стало легче, но стоило Эдит к чему-то присмотреться – и все ускользало. История ее жизни.