Новатерра

Булавин Георгий Георгиевич

– Благодарю Вас, Господи! А кто он?

– У тебя очень умная жена...

– Я понял Вас, Господи, не утруждайте себя и простите, что переѓбил! Разрешите еще вопрос?

– Валяй, сынок!

– Что нужно от нас противнику, какова его цель?

– Вот тут я ничем тебе помочь не могу. Он, великий интриган и конспиратор, прикрыт мощным ментальным экраном, а я не всесилен, поверь. Одно скажу: хоть вы и часто ошибались в эти дни, но шли в целом правильным путём. Дерзайте, думайте

и чувствуйте. В чувствах главная человеческая сила. А мне пора, сынок, дела. Желаю тебе удачи! Всем вам.

– И вам того же, Господи! Огромное спасибо!

– Да иди уже!
– тявкнул в ответ нахальный ангелочек.
– Разрешите покинуть вашу чахлую душонку?! Цалуйтеся со своей миленькой! Без ушей, гы-гы-гы-гы!..

И зазвучал в голове гетмана перезвон сорока сороков...

Господи, единый мой!

Слышу звон малиновый...

Рваную холстину я

Сделаю картиною!..

И не услышал он за благовестом крайне важного, если не главного:

– Да вот только я - совсем не тот Господь, какого ты имеешь в виду. Ну, или не совсем тот. Впрочем, лично для тебя сегодня это не особо существенно. Придёт время - узнаешь (авт.: Вы, уважаемый Читатель - в следующей книге). Если, конечно, доведётся... Дерзай, Александр!..

– ...Аль! Аль!!! Что с тобой?! Тебе плохо?!
– услышал он сквозь пелену из Ничего, Нигде и Никогда.

Открыл глаза. И обнаружил, что стоит, уткнувшись головой в зеркало ванной комнаты. Наверное, давно.

– Который час?
– прохрипел, не оборачиваясь.

– Семь десять.

Давно! Почти что час...

Гетман, пошатываясь, развернулся, как учили, через левое плечо. Рядом с ним стояла взъерошенная, обалдевшая Алина, из-за косяка двери выглядывала Алёнка с похожим выражением лица.

– Что случилось?
– спросил, безуспешно пока что пытаясь прийти в себя.
– Отчего паника на корабле?

– Идём ко дну ударным темпом, - без тени улыбки на лице прошептала жена.
– Это я, дорогой, хочу спросить тебя, что случилось. Алёнка почуяла неладное и подняла меня, а я...

Как вдруг Алина осеклась. Стоя к зеркалу боком, гетман не видел своего лица, но ощущал, как все черты его в буквальном смысле каменеют.

– Ты был Там...
– одними губами произнесла она.

– Я был... Нигде, - ответ пришел без воли Александра.

– Щенок?

– Нет, Алька. САМ!

– Боже!

– Вот именно...

– И что?!

Лицо Алины, несмотря на бронзовый загар, сейѓчас немногим отличалось от мелованной бумаги.

Из кухни долетел

шипящий звук, Алёнка ойкнула и унеслась, оставив их наедине. Как вовремя! Твои проказы, Боже?..

– Что? То, что ночью ты была права.

– В чём, Аль?

– Возможно, мы ещё при жизни увидим собственные лики на иконах.

– Она?!

– Она... ОНА! И ты.

– Что я, Аль? Что я? Простая баба, - супруга чуть не плакала.
– В Священном Писании есть такая фраза: оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин!

– Не знаю, Алька, не читал. Но тебе... тебе большой привет. От Самого, поняла? И от меня - спасибо.

– За что, Аль?! Оставь...

– Нет, Алька, это ты оставь! Я говорю чистую правду... Конечно, если не сошёл с ума, и встреча не пригрезилась. Я знал, что мне необычайно повезло с тобой, Он только подтвердил. А спасибо - за сказѓку. Бедный рыбак на подходе. И, кажется, я точно знаю, кто это.

– И я догадываюсь...

– Вот-вот... Всё, Алька! Тема закрыта и забыта.

В дверном проёме снова появилась девушка. И гетман, улыбнувшись, переключился на неё:

– Малыш, мне стало плохо, видимо, устал за эти дни. Ты очень вовремя подняла Алину, иначе я не удержался бы на ногах и ходил с шишкой.

– А великому гетману это категорически запрещено, - съязвила Алина. И этот тон был правильным для создавшейся ситуации.
– Пошли кофе пить, хворый ты наш. Алёна сама готовила, только отвлеклась на тебя, не обессудь, если что не так.

– Вчера Алексан Санычу мой кофе не понравился, - горестно вздохѓнула девушка и опустила ресницы.

Гетман с удовлетворением отметил, что кофе у Алёнки 'мой'. Между тем даже завуч гимназии, 'Промокашка' Куракина, в быту относила его к среднему роду, за что однажды удостоилась нелицеприятного разговора с правителем - задача сохранения русского языка в эпоху Новатерры возлежала прежде всего на учителях.

– Из чего ты заключила, моя прелесть, что не понравился?
– гетман бережно обнял её за талию.

– А вы оставили почти половину в чашке.

– Только лишь потому, что спешил. Кофе был прекрасен.

А про себя - именно про себя, то бишь о самом себе - подумал: болван, ведь мог же выплеснуть!

– Наверное, вы... это... ну, преувеличиваете.

В глазах её мелькнули первые лукавые искорки. И это впрямь было прелестно!

– Больше тебе скажу, малыш, я вру, - признался гетман, усаживаясь за стол.
– Твой первый, я подчеркиваю, первый в жизни заваренный тобою кофе, причём без помощи Алины, был по качеству довольно средним. Но я знаю мноѓгих общинников, которые в течение... Мать, когда мы надыбали кофе?