Новая эпоха — старые тревоги: Политическая экономия
Шрифт:
Импонирует решительность: ведь нужно было приструнить губернаторов и олигархов, двинуть наконец дело с налогами. Но верно и то, что армия в Чечне не жалела огня, а конца войне не видно. Действия властей каждый раз вызывают ощущение угрозы свободе слова и информации. Усиливаются подозрения в том, что они готовы использовать институты правопорядка для решения политических задач.
Налицо определенная противоречивость политики: энергия действий при неразборчивости в средствах.
Так ли это? Оправданы ли страхи?
1.3
Россия — демократическая страна
Хочу
Многочисленные социологические исследования показывают, что пока большинство россиян не хотят голосовать за либералов или правых. Сегодня у них не более 15 % поддержки избирателей. Такова реальность, и партия, провозглашающая либеральные и демократические ценности, должна с нею считаться.
Правда, по опросам, до 50 % граждан хотят жить в демократической стране с рыночной экономикой. Это подтвердили и парламентские выборы, на которых примерно такой же процент избирателей проголосовал за партии, декларирующие приверженность этим целям, — за СПС, Яблоко, «Единство» и ОВР вместе взятые. Это вовсе не случайное совпадение, это исторический выбор большинства.
Но в составе этих 50 % большая часть предпочла не либеральные партии, а те, что называют «партиями власти»: 37 % пришлось на долю «Единства» и ОВР.
Наконец, кроме этой демократически настроенной половины избирателей, примерно 25 % постоянно голосуют за коммунистов, испытывая ностальгию по социалистическому прошлому. Еще 7–8 % — националисты, сторонники империи. И это довольно устойчивый расклад, который определяется отнюдь не избирательными технологиями и не подтасовками на выборах. Такова наша страна. Демократы должны примириться с плодами демократии, с выбором большинства. А чтобы все делалось, как хочется демократам и либералам, надо убедить большинство граждан голосовать за себя. И не рассматривать сложившуюся ситуацию как помеху, не считать, что либералы потерпели поражение. Напротив.
1.4
Недавняя история: девятый вал демократии
Напомню, что всего 15 лет назад Россия была коммунистической «империей зла», А. Д. Сахаров сидел в Горьком и газеты писали, что его бьет жена. Сомнения в незыблемости существовавших порядков посещали немногих.
Михаил Горбачев, опираясь на недовольство части советской элиты, предчувствовавшей приближение краха, открыл кингстоны свободы, гласности, прав человека, поднял волну демократической революции. Она выдвинула на авансцену новых людей, настроенных решительно и бескомпромиссно.
Благодаря таким лидерам, как А. Д. Сахаров, Б. Н. Ельцин, Г. В. Старовойтова, демократическое движение набрало высокую степень радикализма. Это позволило неожиданно быстро сокрушить коммунистический режим и создало необходимые условия для рыночных реформ. Однако можно сказать, что девятый вал демократии поднялся чересчур высоко, выше того, что люди реально могли воспринять, к чему они были подготовлены условиями существования.
Как выяснилось в итоге, Россия — достаточно консервативная страна, приверженная традиционным укладам и не готовая стать Европой в мгновение ока. Уж на что радикальным был большевизм, но на поверку и он оказался сходным с самодержавием и крепостным правом. И теперь встал вопрос, сможет ли новая демократическая революция одолеть инерцию, вырвать Россию из оков привычных несвободы и произвола? Исход и поныне далеко неясен. И отсюда основные тревоги.
1.5
Испытание экономикой
Основной причиной отката демократической волны были, конечно, трудности в экономике, достигшие экстремального уровня вскоре после начала радикальных рыночных реформ. Напомню, что в 1992 году цены выросли в 26 раз, сбережения обесценились, резко усилился спад производства, составив примерно 15 %. А всего за 1992–1998 годы объем ВВП России сократился на 40 %, промышленное производство — более чем на 50 %, доходы населения — на 25–30 %, розничный товарооборот в реальном исчислении — примерно на 15–20 %. Появилась кучка богатых, но большинство обеднело. Подвергая серьезной ломке весь образ жизни, множество людей вынуждены были менять свой социальный статус и свои установки.
Есть два объяснения этому кризису. Первое: реформы не те и проводились не так. Нужно было все делать постепенно, в государство не должно было уходить из экономики. Слава богу, хоть никто практически не отрицает необходимость самих рыночных реформ! Но большинство, не вдаваясь в детали, придерживается именно этого объяснения.
Второе объяснение состоит в том, что крах советской экономической системы с тяжелейшими последствиями был неизбежен. Можно искать и найти виноватых, неважно кого, но никакой гениальный лидер, никакая команда профессионалов уже к началу 80-х годов предотвратить этот крах не сумели бы. Если бы начать с 60-х, как Венгрия или Чехословакия, если бы не останавливать реформы А. Н. Косыгина, можно было бы пройти эволюционным путем. Но время упустили, и крах Системы не мог не вылиться в стихийный, уже неуправляемый кризис, который вместе с конструкциями коммунистической утопии — планового хозяйства — должен был унести и плоды трудов нескольких поколений. Так оно и вышло.
Первое объяснение — более эмоциональное, импульсивное, оно кажется очевидным. Оно и повлияло на восприятие реформ и деятельности реформаторов, на спад демократического движения. Но непредвзятое рассуждение примет за основу, конечно, второе объяснение, хотя и ошибки, и компромиссы сыграли свою роль.
Представляется чрезвычайно важным, чтобы общественное мнение восприняло это второе объяснение. Оно позволяет понять особые трудности и проблемы переходного периода в России, который далеко еще не кончился.