Новая история Второй мировой
Шрифт:
Для Советского Союза кризис имел противоположное содержание: появилась надежда преодолеть многолетнее отставание в развитии промышленности и транспорта. Принимается программа индустриализации страны и начинается отсчет пятилеток. Очень много написано о том, что пятилетние планы на самом деле никогда не выполнялись. Так ведь они и не были рассчитаны на выполнение! Сталинский режим был похож на гитлеровский в том отношении, что умел мобилизовать людей, заставляя их решать заведомо неразрешимые задачи. Этим можно (и нужно) было гордиться, но привычка работать в условиях кризиса с некоторых пор стала играть отрицательную роль — оказалось,
Тем не менее экономические успехи, достигнутые Советским Союзом к середине 1930-х годов, были весьма впечатляющими. В эпоху индустриализации вошла страна, способная в самом лучшем случае воевать с Польшей. Из этой эпохи вышла военная и промышленная держава первого класса, сразу вступившая в мировое технологическое соревнование.
А вот во Франции и Великобритании уныло тянулась вторая подряд программа «Десять лет без войны». Франция, впрочем, в свободное время и за счет свободных ресурсов медленно строила колоссальную и совершенно бессмысленную в эпоху механизированных войн линию Мажино, название которой вскоре станет нарицательным.
К середине десятилетия война начинает «стучаться в двери». В 1931 году Япония начинает аннексию Манчжурии, два года спустя она вместе с Германия покидает «Лигу наций». В 1934 году Япония денонсирует Вашингтонский договор. 26 февраля 1935 года Германия формально отбрасывает Версальские ограничения на развитие вооруженных сил. 3 октября того же года Муссолини из Сомали и Эритреи вторгается в Эфиопию. В 1937 году конфликт в Китае окончательно перерастает в большую войну, а Германия оккупирует Рейнскую область. Годом раньше начинается война в Испании, сражения которой постепенно превращаются в испытательный полигон для новейших вооружений Италии, Германии и СССР.
28 января 1938 года США принимает новую программу вооружений, 11–12 марта Гитлер присоединяет Австрию, в течение месяца Великобритания и США признают аншлюс.
В конце года происходит Чехословацкий (Судетский) кризис, являющийся первым видимым актом новой большой войны в Европе. Германия провела его артистически — особенно если иметь в виду, что ее танковые силы были еще не в состоянии проводить операции крупного масштаба, а мощь Люфтваффе в значительной мере создавалась геббельсовской пропагандой. Впрочем, союзники, также не готовые к войне, находились в сложном положении. Формально Германия, требуя плебисцита в населенной немцами Судетской области, действовала в рамках политики приоритета прав человека. Ее притязания, поддержанные референдумом, смотрелись вполне легитимно.
Н. Чемберлен привез в Лондон «мир для нашего поколения», но события продолжали катиться под гору. Франко занимает всю территорию Испании, зта страна также оказывается вне Лиги Наций. Весной 1939 года Германия присоединяет Клайпеду, оккупирует остатки Чехословакии и предъявляет Польше требование вернуть Данциг. Для Великобритании и Франции создается нетерпимая ситуация, но они продолжают борьбу дипломатическими методами. 22 марта появляется совместное заявление о помощи Бельгии, Голландии и Швейцарии в случае агрессии. 27 апреля Великобритания принимает законно всеобщей воинской повинности. В ответ на это на следующий день Германия разрывает соглашение с Великобританией об ограничении морских сил и денонсирует германо–польский договор о ненападении. 19 мая заключается
Этот документ играет ключевую роль в ряде версий конструирования истории — на наш взгляд, совершенно не заслуженно. Мы уже проследили, хотя и конспективно, политику великих держав в межвоенный период и можем сформулировать некоторые важные выводы.
Во–первых, политика Германии в этот период была последовательна и ясна: при всех правительствах страна стремилась освободиться от Версальских ограничений, создать конкурентоспособную армию и вернуть утраченное положение в Европе. Нацистский режим выделяется на общем фоне лишь темпами наращивания военной мощи (количество наконец перешло в качество) и социально–националистической риторикой.
Во–вторых, кроме Германии, в европейской войне были заинтересованы также Соединенные Штаты Америки и Советский Союз. Для США война была удобным способом возложить на Европу издержки экономического кризиса 1929 года, а для СССР — важным шагом в «собирании» российских земель. Менее очевидно, что польская правящая элита (уже принявшая участие в расчленении Чехословакии) также стремилась к агрессивной войне — по крайней мере, рассматривала подобную возможность как приемлемую.
В третьих, ремилитаризация Германии явно поддерживалась не только Россией/СССР, но и Японией, а также (менее явно) — США и Великобританией.
Летом 1939 года война была уже решена, и вопрос стоял лишь о том, в какой политической конфигурации она начнется. В этих условиях соглашение 1939 года было жизненно необходимо Германии и очень выгодно СССР. На каком основании западные державы полагали (а современные демократически настроенные историки по сей день полагают), что Советский Союз не подпишет это соглашение или не вправе его подписывать? Если этим основанием является «естественная общечеловеческая ненависть к фашизму», то разве не с Гитлером Чемберлен и Даладье чуть раньше заключили договор о разделе Чехословакии — куда более грязный, нежели пакт Молотова — Риббентропа, да к тому же бесполезный как с политической, так и с прагматической точки зрения?
25 августа, через день после заключения российско–германского договора, правительство Н. Чемберлена предоставило Польше гарантии территориальной целостности и заключило договор о военном союзе в случае агрессии. Поезд давно ушел, и этот запоздалый жест был обыкновенной истерикой слабого человека и бездарного политика Невилля Чемберлена, который наконец–то понял, что его обманули. В своем роде эти обязательства уникальны — никогда еще ответственный министр Его Величества не произносил подобного:
«…в случае акции, которая явно будет угрожать независимости Польши и которой польское правительство сочтет жизненно важным оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества сочтет себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах».
По букве и духу этого документа вопрос о вступлении Великобритании в войну должно было решать правительство Польши!
В тот же день умный и проницательный Д. Ллойд — Джордж обратил внимание Чемберлена на это обстоятельство и заметил: «Я считаю ваше сегодняшнее заявление безответственной азартной игрой, которая может кончиться очень плохо».