Новая история Второй мировой

Переслегин Сергей Борисович

I

В Текущей Реальности вермахт приступил к разработке альтернативных планов давления на Англию еще до того, как определился окончательный провал «Морского Льва», то есть летом 1940 года.

Очень соблазнительным казалось захватить Гибралтар. Помимо огромного морального значения, такая победа привела бы к стратегической изоляции Средиземноморского и Североевропейского театров военных действий. Во всяком случае, англичане лишились бы возможности держать в Гибралтаре флот, способный быстро выдвинуться на любой из этих двух ТВД и решить там исход сражения. Да и посылка подкреплений на Мальту и на Ближний Восток была бы решительно затруднена.

Для

штурма Гибралтара нужны были тяжелые орудия, отборная пехота, а главное — разрешение Франко пропустить войска через свою территорию. Каудильо Испании, несомненно, был бы только рад расплатиться за помощь, оказанную ему Гитлером и Муссолини во время гражданской войны, но он понимал, что подобный шаг означает войну с Великобританией, которая для Испании — при ее огромном побережье и совершенно недееспособном флоте — оказалась бы фатальной. Так что, выражаясь шахматным языком, Гибралтар был косвенно защищен — и именно господством Великобритании на море.

Франко дипломатично потребовал за свое содействие Марокко и Оран, зная, что Гитлер сочтет это абсолютно неприемлемым. Кроме того, Гитлер рассматривал Испанию как один из каналов получения Германией стратегически важных грузов и не хотел втягивать ее в войну и зону английской блокады; вежливый ответ Франко вполне устроил диктатора. На этом Гибралтарская стратегия Рейха, в сущности, и закончилась, хотя теоретическая ее разработка продолжалась в германском Генштабе вплоть до конца 1942 года.

И Франко, и Гитлер оказались в плену забавного оптического обмана. Британский Гранд Флит «образца 1914 года» имел возможность, сосредоточив в Северном море превосходящий противника дредноутный флот, направлять на второстепенные театры военных действий целые эскадры старых, якобы никому не нужных броненосцев и крейсеров. Но «Хоум Флит» 1939 года, дитя «политики экономии», был не в состоянии одновременно прикрывать Острова от вторжения, океан от немецких рейдеров, Средиземное море от итальянского флота, да еще вдобавок к этому блокировать испанское побережье. Для этого физически не хватало кораблей. В полном соответствии с принципами стратегии, согласно которым расширение пространства конфликта выгодно владеющему инициативой, вовлечение Испании в войну летом — осенью 1940 года было бы полезно только Рейху [35] . Как и в случае с отказом немцев от прямой высадки на английское побережье, Британию спасло уже не владычество над морем, а память об этом владычестве.

35

И чем раньше начинать такую операцию, тем для Германии лучше. Возможности «нажать» на Франко или поторговаться с ним (хотя бы предложить тот же Гибралтар после войны) было достаточно. Для овладения Гибралтаром не требовалось крупных сил (хотя была необходима дефицитная тяжелая артиллерия). Начало этой операции отвлекло бы британский флот от Островов, что можно было бы использовать при организации вторжения как в рамках «Морского Льва», так и в логике «Северного Гамбита».

Захват или нейтрализация Гибралтара в ряде вариантов оказывались очень важной операцией, но ни в коем случае не решающей. Более надежным средством давления на Англию считались действия в Египте: овладение этой ключевой территорией, включая Суэцкий канал, выход в Палестину и далее на нефтеносный Средний Восток. Поскольку премьер–министр Ирака Рашид Али готовил выступление против Британского владычества, да и остальные арабские территории были настроены прогермански, такой план выглядит вполне обоснованным.

Потеря Египта, возможно, не стала бы для Великобритании фатальной — но положение правительства У. Черчилля ухудшилось бы катастрофически, и совсем не

очевидно, что сэру Уинстону удалось бы сохранить кресло премьера. Это, разумеется, не означает, что к власти в обязательном порядке пришли бы сторонники соглашения с Гитлером. Летом–осенью 1940 года таких в Великобритании было немного, и существенных постов они не занимали. Историки обычно указывают на лорда Галифакса и «Клайвлендскую клику», но политический вес бывших «умиротворителей» после сентября 1939 года значительно уменьшился, а их позиции существенно изменились. Германия угрожала «постоянным интересам» Англии, это понимал весь британский истэблишмент. Это значит, что мир мог быть подписан только как признание тотального военного поражения, угрожающего физическому существованию нации. Падение Египта такой угрозы еще не создавало.

С другой стороны, смена кабинета У. Черчилля с неизбежностью ослабила бы военные усилия Великобритании. Объективная реальность состояла в том, что военного и политического деятеля сравнимого с ним масштаба в стране просто не было. Так что, добившись падения Черчилля, Рейх уже одержал бы важную политическую победу.

Понимая это, король Георг VI, по всей видимости, использовал бы свои прерогативы в интересах сэра Уинстона, нарушив целый ряд неписанных соглашений между ветвями власти. Это привело бы к конституционному кризису в Англии, но… в данном случае исследование альтернативной политической Реальности завело нас слишком далеко, и настало время прервать этот такт анализа.

С формальной точки зрения поражение в Египте привело бы к тому, что британский флот оказался бы вытеснен из восточного сектора Средиземного моря. Путь из Индийского океана в Европу увеличился бы на 8000 километров, что эквивалентно уменьшению используемого тоннажа в 2–4 раза. Ни в Первую, ни во Вторую Мировую войну сокращение грузооборота, вызванное действиями на коммуникациях германских подводных лодок и надводных рейдеров, и близко не подходило к таким цифрам. Между тем Индия и Юго — Восточная Азия были основными районами получения Великобританией крайне необходимой именно сейчас долларовой выручки.

Потеря нефти Среднего Востока была для Британской Империи серьезной, но не фатальной проблемой. Со своей стороны, немцы получили бы важный, но плохо связанный с территорией Рейха источник ресурсов. Военное и экономическое равновесие сместилось бы в их пользу — но отнюдь не решающим образом. Может быть, самым важным достижением для немцев была бы возможность создать угрозу советскому Закавказью.

Возможность достижения в 1940 году далеко идущих результатов в восточном Средиземноморье особых сомнений не вызывает. Но здесь также вмешались политические факторы: Средиземное море было вотчиной Муссолини, который летом–осенью 1940 года был отнюдь не готов призвать на помощь немецкие войска. Штаб ОКХ был категорическим противником «периферийной стратегии», позиция ОКБ никого не интересовала, а Гитлер на «египетском плане» настаивать не стал.

Предполагалось, что итальянцы сами захватят господство на Средиземном море и в его окрестностях, тем более, что возможности для этого у них были. К осени 1940 года англичане имели на Средиземноморском театре 6 линкоров (из которых только один был сколько–нибудь современным), 3 авианосца, 11 крейсеров, 12 подводных лодок и три флотилии эсминцев (по разным данным, от 25 до 29 единиц одномоментно). Соединение «Н» — новый линкор, авианосец и 9 эсминцев — базировалось на Гибралтар и, пока сохранялась угроза вторжения на Британские острова, могло быть использовано в восточном Средиземноморье только при крайней ситуации. Италия также имела 6 линкоров, из них два новейших, в остальном же ее флот существенно превосходил английский: 8 тяжелых, 11 легких крейсеров, 97 подводных лодок, 53 эсминца, не считая устаревших кораблей, которых тоже было достаточно.