Новая любовь Розамунды

Смолл Бертрис

— Да, это так. Тем не менее мне удалось зародить недоверие к Генриху Тюдору в представителях обеих стран, — добавил граф.

— И как же это вам удалось? — со снисходительной улыбкой поинтересовался Людовик.

— Я просто рассказал правду о характере этого человека и его непомерном честолюбии. — Граф позволил себе улыбнуться в ответ. — Вы наверняка знаете о неприятной истории с фамильными драгоценностями достопочтенной Маргарет.

— Знаю, — утвердительно кивнул Людовик. — Действительно неприятная история. Доведись нам встретиться лично — вряд ли мне понравился бы такой человек, как этот Генрих Тюдор. Впрочем, думаю, такая встреча не произойдет, хотя моему зятю Франсуа рано или поздно придется иметь с ним дело. Но

мне почему-то кажется, что они поладят, ведь у них такие похожие характеры! Франсуа, как и Генрих Тюдор, наделен непомерным честолюбием и алчностью и готов подгрести под себя все, до чего сумеет дотянуться. Тем не менее он хороший муж для моей дочери. — С этими словами Людовик поднялся с кресла, давая тем самым понять, что аудиенция окончена. — Передайте королю Якову, что я ценю его попытки помочь Франции. И особенно благодарен за верность данному слову. Я знаю, как это нелегко. О его шурине давно идет худая слава.

Граф почтительно поклонился:

— Я передам ваши добрые пожелания своему королю, милорд, и я благодарю вас за аудиенцию.

Не поворачиваясь спиной к королю, как предписывал придворный этикет, а пятясь к двери, Патрик вышел и поспешил вернуться в маленький домик на берегу Сены в предместьях Парижа.

Розамунда ждала его с нетерпением.

— Я начала тревожиться за тебя, когда стало темнеть, — в волнении проговорила она. — Ты, наверное, так ничего и не ел? Идем. Дермид принес из таверны отличный ужин. — Взглянув на Патрика повнимательнее, Розамунда заметила, что он подавлен чем-то. — Энни немного нездоровится, и я велела ей отдохнуть. Первая беременность часто бывает нелегкой. — Розамунда сняла крышку с супницы и наполнила тарелку ароматным бульоном. — А эти французы знают толк в кухне! — заметила она, пододвигая тарелку Патрику и отрезая кусок свежего хлеба. — Ешь, Патрик, а потом расскажи мне, как прошел день.

Розамунда налила в кубок густого красного вина и, замолчав, стала наблюдать за тем, как ест граф. Судя по тому, как быстро опустела тарелка, Патрик был изрядно голоден.

— Еще? — спросила Розамунда, и граф согласно кивнул. — За весь день у тебя во рту не было ни крошки. Я угадала, милорд? В твои годы это не так-то легко.

Патрик отпил немного вина.

— Мне пришлось ждать аудиенции у короля Людовика, — сказал он. — Вернее, пробиваться сквозь толпу его спесивых придворных и секретарей. Но я был так настойчив, что меня пропустили — хотя и в самый последний, момент. — Патрик снова принялся орудовать ложкой, пока не наелся до отвала. За это время Розамунде пришлось дважды подливать вина в кубок. Наконец граф довольно вздохнул и, поднеся к губам руку Розамунды, с признательностью произнес: — Спасибо за твою заботу, милая.

— Любовь подразумевает не только страстные объятия, милорд! — ответила с улыбкой Розамунда. — Ну а теперь расскажи, что было у короля Людовика.

— Он сказал, что был уверен в том, что Шотландия не изменит данному слову, и не сомневался в ее верности старому союзу. Он посылает королю Якову самые наилучшие пожелания. Король Яков лично попросил меня оказать ему услугу, и Людовик об этом знает. Больше у нас нет причин здесь задерживаться.

— Но я никогда не была в Париже, — несмело попыталась возразить Розамунда. — И когда еще девчонке из провинции представится такая возможность, милорд? Мы не могли бы провести здесь хотя бы несколько дней? Я бы очень хотела побывать в здешнем соборе, и к тому же Энни наберется сил и отдохнет, прежде чем мы продолжим путь. Представляешь, как несладко ей придется на корабле, если начнется качка?

— Два дня, — согласился граф, — на третий мы уедем. Этого вам довольно, мадам?

— Вы чрезвычайно щедры, милорд! — с улыбкой отвечала Розамунда.

— Я отправлю в Кале одного из людей герцога. Пусть поинтересуется, ждет ли нас корабль. Вряд ли он успеет обернуться за два дня, но мы встретим его

по дороге. Англичане могут начать охоту за кораблями, плывущими к берегам Франции, особенно за теми, что под шотландским флагом.

На следующий день Патрик и Розамунда побывали в величественном соборе Парижской Богоматери. Сам Париж показался Розамунде слишком шумным и суетливым. Она с удивлением обнаружила, что между Парижем и Лондоном нет ничего общего — кроме пересекавшей город реки. Французская столица ослепляла множеством ярких красок, и жизнь в ней била ключом. Они с Патриком смотрели, как на улицах пляшут цыгане, как бойко идет торговля в тавернах — одним словом, несмотря на войну, город веселился как ни в чем не бывало.

— Это ужасно! — со смехом призналась Розамунда, когда они вернулись домой вечером накануне отъезда. — Не представляю, как здесь можно жить. А ты обратил внимание, какие ткани предлагают в некоторых лавках? Они хороши, но шерсть все равно не идет ни в какое сравнение с той, что делаем мы во Фрайарсгейте. Все, что я видела, слишком грубое и колкое. Эту шерсть привезли либо из Шотландии, либо из Ирландии, а может, даже и из Англии. Однако она все равно грубее фрайарсгейтской. Нужно посоветоваться с моим агентом в Карлайле и решить, как можно этим воспользоваться.

— Французы ценят качественные вещи, а я могла бы предложить им пряжу самого высшего качества.

— Кто бы мог подумать, — поразился Патрик, — у тебя, оказывается, есть деловая хватка!

— Увы, милорд, я не могла пользоваться преимуществами благородного происхождения, как вы. Хозяевами Фрайарсгейта были простые труженики, привыкшие зарабатывать на жизнь своими руками. А это значит, что мы никогда не стояли на месте. Если торговля с Францией обещает новые прибыли, с моей стороны было бы глупо и беспечно отмахиваться от такой возможности, — резонно заметила Розамунда.

— Тебе начинает надоедать та праздная жизнь, что ты ведешь в последнее время, не так ли? — спросил Патрик и, взяв Розамунду за подбородок, заглянул в глаза.

— Да, — честно призналась она, — это начинает мне надоедать. Ты, Патрик, был занят тем, что выполнял поручение своего короля, а я служила не более чем украшением твоего быта. И своего тоже, — добавила Розамунда со смущенной улыбкой. — Но я не привыкла все время сидеть сложа руки.

— Я доставлю тебя домой не позднее середины лета, — пообещал Гленкирк и улыбнулся в ответ. Его сердце сладко щемило всякий раз, когда он смотрел в любимое лицо.

Они покинули Париж на следующее утро, незадолго до рассвета. Розамунда сама едва не забыла о том, что сегодня ей исполняется двадцать три года. Высланный вперед герцогский гонец встретил их по дороге к морю. Корабль уже ждал в порту. Это было шотландское торговое судно, но ради конспирации оно ходило под флагом фламандского принца. В Кале Патрик и Розамунда поднялись на борт под проливным дождем, хотя море оказалось на удивление спокойным. За те два дня, что они провели в плавании, небо расчистилось, поднялся необычный для этих широт резкий юго-восточный ветер, благодаря которому они очень быстро пересекли Северное море и подошли к Лейту. Вдалеке несколько раз виднелись чьи-то паруса, но ни один корабль не пытался приблизиться к ним, пока они шли вдоль берега между Шотландией и Англией. Вскоре берег стал виден так хорошо, что капитан показал им на широкое устье реки Тайн, впадавшей в море.

— Мы почти дома, милорд, — сообщил капитан. — Вскоре войдем в залив Ферт-оф-Форт, а рано утром отдадим швартовы в порту Лейта.

Стояли первые числа мая, и густой туман наполовину скрывал очертания берега, когда судно подошло к причалу. Матросы сняли с борта багаж графа и Розамунды и доставили его в ту самую таверну, где они ненадолго останавливались полгода назад. На этот раз им отвели более удобные апартаменты с несколькими каминами. Во всех каминах горел огонь, разгонявший промозглую сырость весеннего утра.