Новая Неистинная Пара

Фролова Машенька

Сейчас же все было по-другому. Хотя бы, потому что я не доверяла этому созданию. Вообще! И даже если вспомнить, что это будет не настоящий секс, легче не становилось. Со «взрослой» мной тоже, вроде как, был не настоящий секс, а меня все равно проняло.

Одежда на мне растворилась. И первым, что особенно бросилось в глаза, был мой пах. Зона бикини была совершенно гладкой. Я никогда не пробовала сложные способы депиляции, с меня хватало бритвы, но она не дает такой гладкости, словно половое созревание меня не посещало. А тут…

— Имеете склонности к маленьким

девочкам? — нагло поинтересовалась я, прикладывая все силы, чтобы голос не дрожал.

Демонстративно подняла руку и провела пальцами по подмышке, где тоже обнаружилась мраморная гладкость кожи.

Асс намек уловил, и чуть нахмурился.

— Я — нет, меня заводит не внешность, Ви-наа.

От того, как он меня назвал, невольно вздрогнула. «Виной», с ударением на «И» меня называла только мама. После ее смерти я запретила себя так называть, и сильно злилась, если вдруг у кого-то вырывалось. Так и повелось, что «Вида» или «Видана», но не «Вина».

— Что, совсем? — выдавила я из себя.

Уверена, что он заметил мою реакцию на имя, но смолчал. Теплые ладони гладили лодыжки, медленно перешли на икры. Сильные пальцы уже не гладили, а массировали. И это было приятно. Сомневаюсь, что нашелся бы человек, которому не нравился бы профессиональный массаж. А Асс именно умел массировать, применял именно столько силы, чтобы разминать мышцы, но не доводить до боли.

Я хоть и была обнаженной, но кроме общего, единственного взгляда, мужчина только не смотрел «оценивающе» или с вожделением. Его холодный взгляд врезался в лицо, как врезаются острые снежинки под порывом ветра. Он смотрел в глаза, захватывал мимику и даже то, что за ней.

— Помню, — шевельнулись его губы, — у меня были совершенно уникальные пышечки. Про таких говорят: «бедром зашибить может, а грудью придавить». Имелись и девушки с таким мягким пушком на ногах, что хотелось гладить и гладить… Так что на внешность я не смотрю уже очень и очень давно.

— Лжете, — уверенно заявила я.

В руках и ступнях появилось странное чувство. Не сразу сообразила, что такое бывает, если хорошо перепить, не слабость, а вялость, идущая из мозга. Зачем двигаться, когда можно этого не делать. Муть «мне на все чихать» медленно появлялась в голове, как легкий туман.

— Вы меня чем-то накачали, — так же уверенно заявила я, опираясь затылком на мягкую спинку. Показалось, что старая кожа стала особенно мягкой и прохладной, как под меня сделанной.

— Как я мог тебя чем-то накачать? — на лице Асса зазмеилась довольная улыбка. Именно что «зазмеилась», и в голову пришла странная мысль: «А что если и Еву Змий накачал, перед тем, как предложить яблочко?».

— Я даже сходу и не назову все ваши болезни, — каждой слово получалось тихим и спокойным, как после литра валерьяны.

— Ви-наа, наивная моя прелесть… — он чуть наклонил голову на бок, точно уже зная, что такой ракурс мне нравится. — Я хотел бы сказать, что дам разъяснения единожды, но уверен, что это будет ложью… Тебе я буду отвечать на любые вопросы, и даже говорить, когда стоило бы промолчать… Ты ждешь,

что я разозлюсь — и не сделаю того, что сделает мальчик Нандо. И я согласен, что язвительность в преддверье секса отбивает желание, но только не со мной. Мне нужно сделать то, что я сделаю. И только от тебя зависит насколько тебе будет больно… Напоминаю, что в плененных городах умирали только особо истеричные дуры, которые не желали покориться, а те, кто уступал выживали. Это ли не самое главное — выжить?

— Нет! — я попыталась помотать головой, но вышло медленно.

Ощущение, что я стремительно пьянею до состояния: «где моя подушка», стало абсолютным.

— Вы забыли уточнить число умерших «покорившихся» от злости солдат, от ненависти местных, и от родов после такой «покорности». И да, о числе искалеченных детских судеб, единственным недостатком которых были их отцы…

Улыбка стерлась с лица мужчины. А взгляд еще больше заледенел, хотя мне думалось, что «больше» уже некуда.

— Да, не сказал, и не скажу… — он скользнул руками мне за спину, и сдвинул ближе к себе.

Одновременно с этим движением, ощутила, как меняется спинка кресла за спиной, превращаясь из мягкой в жесткую узкую поверхность, шириной не больше дна узкой ванной. Затылок гулко ударился об это «что-то». Теперь я видела над головой только черноту и отголоски света снизу. Так бывает если лечь в отдалении от костра и уставиться в темное, ночное небо.

Подлокотники же у кресла остались мягкие. Асс поднял одну мою ногу, устроил ее на подлокотник, и мне показалось, что и он изменился, приняв форму волны, чтобы колено не соскользнуло. Теплые пальцы прошлись от колена по внутренней стороне бедра, едва коснулись лона. Я честно попыталась не дать этого сделать, но минимальные усилия были тут же перебороты его лапами. Точно так же Асс поступил и со второй ногой.

— Прекратите! — наконец, взмолилась я, чувствуя, как что-то ломается внутри. Наверное, гордость.

— Нет, Ви-наа…

— Я же знаю, что у вас есть пара! — почти закричала, прикладывая все силы, чтобы встать и прорваться сквозь слабость. — Вы запечатлены! Вы не можете изменять… Прекратите эти шутки…

Асс хмыкнул, и показался в поле зрения.

— В жизни, Ви-наа, все относительно…

— Пожалуйста! — ледяные слезы уже лились потоком, чувствовала, как промокли волосы, как заложило нос, но остановиться уже не могла.

Его пальцы прошлись по губам между ног, пока не проникая внутрь, но мне этого хватило, чтобы дернуться.

— Нет, я же уже сказал… Расслабься, закрой глаза…

— Отпустите!

Асс ничего не ответил, наклонился к груди. От прикосновения влажного языка меня как током ударило. И нет, в этом не было ничего приятного. Это было мерзко, хоть и ощущалось остро от страха.

— Нееет! — взвыла.

Удалось поднять руки и ударить его.

Асс отпрянул, выпрямился. И я увидела искреннее удивление в холодных глазах. Даже рот приоткрылся. Уверена, что это выражение растерянности — первые настоящие эмоции этого существа за все время общения.