Новая Неистинная Пара
Шрифт:
Пока я приводил себя в порядок, прочещая гудящую голову холодным душем, и переодевался, волка тоже «причесали». По крайней мере, когда я вошел в маленькую допросную, рядом с пыточной, на нем почти не имелось следов крови, да и рубашка с брюками были чистыми.
Ну что я могу сказать? От холеного во всех смыслах молодого оборотня ничего не осталось. За всю мою долгую жизнь мне встречалось всего несколько существ, что и после пыток внушали уважение и страх. И этот волк к ним не относился, жалкий сломленный ублюдок. К моему приходу я уже прочел часть его признаний, так что задавать вопросы по новой было глупо. Меня интересовали некоторые давольно интимные подробности.
С этажа убрались почти все, а в самой комнате остался только я, Виоль, да Виктор. Его беты, оба, как в старые времена молодости остались сразу за дверью. Я уже знал, что и их сыновья с дочурками сейчас на этажах и вокруг, лично контролируют мою безопасность.
Этот заговор оказался куда как более глубоким, чем тройка предыдущих, и предателей накопилось уже несколько листов, мелким шрифтом. А некоторые даже служили совсем рядом со мной…
На ватных ногах вышел из камеры Инги, шагнул в сторону. Спиной прислонился к стене, поднял тяжелую голову и уставился в белые лампы на потолке. Колени ослабли, и просто рухнул на задницу, готовый завыть в голос…
Решение использовать Ингу в целой цепочке покушений было принято не сразу, но обрабатывали ее уже давно, начав почти сразу после свадьбы. Лазарийцы, как и прочие участники, могли бы убрать ее давно, но одно дело убить ребенка, который может стать матерью Мастеров и совсем другое уже мать и жену. А когда выяснилось, что можно ее использовать, молодцы из Ватикана предложили идею вербовки моей пары, ведь раньше еще никому не удавалось заполучить Мастеров-младенцев. А вдруг и вышло бы воспитать хоть одного Мастера «правильно»?
Идея была принята к реализации. И началось. У Инги «появились» правильные оборотницы в друзьях. А затем и в остальных сферах жизни, «просто знакомых» образовались. Вообще-то, мог бы и догадаться, когда она начала говорить о том, что я чудовище, уничтожающее всех вокруг… Ну а после новости о ее "бесплодности" цели чуть поменялись и "дружбу" заменили на "любовь". Меня, конечно, ничто не оправдывает, только я и предположить не мог, что любящая женщина может оказаться настолько слепа, настолько глупа. Виоль был не первым, кому поручили уложить Ингу, и уже через койку начать проворачивать остальное. К ней переодически подкатывали самые разные отступники, но получилось именно у этого француза.
Одна измена и слив данных о моем местоположении уже достаточной повод для ее мучительной Казни, только эта глупышка еще и сливала другую информацию. Почти год моя жена добывала слухи, новости, файлы и коды, да и просто рассказывала французу абсолютно все, что только знала.
Тройка ее постоянных охранников была в доле, маскируя их встречи и переписки.
Ну а я слепой идиот, потому что не только ничего не знал, но и не догадывался о том, что у нее есть любовник.
Ответ на вопрос, как такое возможно, был прост. Одаренный целитель из стаи брата беты Виктора прикладывал все силы, чтобы скрывать запах ее секса с другим.
Число заговорщиков уже давно перевалило за пару сотен! Больше двух сотен почти ближников на протяжении года готовили мою смерть. Почему так долго? Причина банальна, в деньгах. В моих фирмах. В моих связях. Ведь после моей окончательной смерти мир волков погрузится в хаос, а значит, и большую
Я смотрел в голубые глаза любовника жены, и не мог не гадать, что же в нем есть такое, чего нет у меня? Знаю, глупость полная, но не мог не думать об этом…
Поковырялся в его памяти, убеждаясь в правдивости его слов. Больше пары часов наблюдал его глазами за их сексом. Она и правда тра*лась с ним!
И вот, имея на руках такие доказательства, сгорая от эмоций и метки, сижу на полу и… ищу варианты ее спасения!
Я — ничтожество…
Часть 1. Влад. Глава 24. ч-3 (16.06)
(Влад)
Каждому больно, когда вскрывается нарыв предательства. Возможно, женщинам чуть больше, чем мужчинам, но каждому. И оборотни тут не исключение, скорее наоборот. Волки слишком ярко и эмоционально все ощущают. Там, где человек ограничится пьянкой и матом в сторону бывшей подружки, волки могут и свихнуться окончательно уходя во вторую ипостась.
Боль, непонимание, тоска… Черт! Я же знал, чувствовал, просто понимал, что у меня нет семьи. Видел, что уже не любим. Да и сомнительно теперь, что Инга любила. Кто может знать? Молодая, наивная девочка и сильный, богатый волк… можно ли тут говорить о любви или же девчонка потянулась к успешности?
Я и раньше ощущал себя идиотом, но впервые эти чувства были такими всеобъемлющими. Сколько волков в моем окружении знали и видели ее измены? А сколько просто догадывались? Что там асс ей говорил о моем статусе? Теперь уважение оборотней упало ниже нижнего. Да и не в этом суть, уже не раз приходилось доказывать свой титул, чтобы переживать из-за общественного мнения. Но все же, как жит дальше, зная, что единственная, бесценная женщина променяла тебя на отступника? Я — не человек, чтобы плюнуть на подлость и пойти дальше, за следующей.
Проклятая метка выжигала нутро. Казалось, что проглотил горящий уголь и запил его спиртом. Жуткое ощущение многократно усиленной изжоги. Это уже не «тление» метки, это уже костер…
Глаза закололо от слез. Боль душевная, боль телесная, боль моральная, идущая из разума, который понимает, сколько всего слила орденцам Инга, и что за этим последует, все это смяло внутренние блоки, и вырвалось слезами. Горячая влага, по холодной коже, это приятно.
Когда я плакал в последний раз? Да… когда увидел тела своей семьи. Мать, отец, братья, бабушка и дед, сестры, дяди и тети… Много, их было так много… Я не плакал, когда хоронил их, не плакал, когда узнавал о том, что список мертвых только растет. Их всех выслеживали, караулили и загоняли, как дичь, чтобы убить почти одновременно. По всему миру ударить разом… Я плакал, когда осознал, что остался единственным Мастером на весь мир, кто способен принять корону. Плакал, когда осознал, что за сухими строчками коротких посланий скрываются имена моей семьи, моей крови, моих близких.
После, от смерти Веры и Ленки, как и от смерти деда, мне не хотелось плакать, словно умерла во мне возможность подобного выхода эмоций.
И тут…
Удар. Гулко ударился затылком о стену, все так же пялясь в потолок.
Удар. И снова.
Где? В чем была моя ошибка? Я любил ее… обожал с первого взгляда и даже сейчас не мыслю собственного бытия без нее. Она — моя жизнь. Жар от метки стал сильнее, словно кто-то подбавил газу на моей личной конфорке. Не удивлюсь, если метка проступит в виде ожога на груди, выжигая клеймом остатки сердца.