Новая пьеса для детей (сборник)

Тупикина Юлия

Тень отца. Майя, девочка моя.

Майя. Папа! Это ты!

Тень отца. Да, девочка. Я так соскучился по тебе.

Майя. И я! И я так соскучилась по тебе, папа.

Тень отца. Я знаю. Я вижу всю твою жизнь. Знаю про Дэна, Джона. Про школу, и про музыкалку. И про парк.

Майя. Правда? Ты правда все видишь?

Тень отца. Да, Маичка. И про маму вижу. Ты не злись на нее, ладно? Она тоже по мне очень скучает, понимаешь?

Майя. Я ее почти не вижу.

Тень отца. Я знаю, милая. Она потом придет в себя, просто всего год прошел. Прости ее. Я хочу, чтобы ты всегда знала, что я с тобой. Ты не одна.

Майя. Я совсем одна, папа.

Тень

отца. Но у тебя же теперь есть Кощей, и Джон, и еще люди из нашего района.

Майя. Но мне нужен ты тоже.

Тень отца. Ты моя прекрасная дочь, самая лучшая в мире. Я очень люблю тебя. Очень скучаю по тебе. Все время вспоминаю, как учил тебя кататься на велосипеде. И на роликах. И на коньках. А помнишь, мы вместе рыбачили?

Майя. Да, папа. Я поймала совсем маленькую рыбу.

Тень отца. Да, и отпустила ее. Сказала: пусть она вырастет. Мне так жалко, что я умер так рано. Что не могу покататься с тобой вместе на велосипеде. Побывать на твоем выпускном в школе. На твоей свадьбе. Ты так выросла за этот год. И еще больше вырастешь. Какая ты красавица у меня.

Майя. Ты не мог бы приходить ко мне каждый день, папа? Я так скучаю по тебе.

Тень отца. Я не могу так часто, Маичка. Давай, буду приходить к тебе во сне? Ты только не забывай эти сны, хорошо, милая?

Майя. Хорошо, папа.

Тень отца. Ты только не забывай меня. Пожалуйста, не забывай меня.

Майя. Я не забуду тебя никогда, папа.

Тень отца. Мне надо идти.

Майя. Подожди, папа. Ну подожди минуточку, пожалуйста.

Тень отца. Хорошо, только минуту, милая.

Майя. А спой мне, пап. Помнишь, ты мне пел всегда перед сном.

Тень отца (поет тихо).

Как безмерно оно – притяженье Земли,Притяженье полей и печальных ракит,Всех дорог, по которым мы в детстве прошли,И дорог, по которым пройти предстоит.Там горы высокие,Там степи бескрайние,Там ветры летят, по проселкам пыля.Мы – дети Галактики,Но самое главное –Мы дети твои, дорогая Земля…

КОНЕЦ

2014 г.

Ася Волошина

Анна Франк

Среди записей, вынутых из печи:

Фрагменты книги Карол Анн Лей «Сорви розы и не забывай меня. Анна Франк 1929–1945».

Фрагменты из письма Екатерины Гроссман сыну.

Свидетельство польской акушерки Станиславы Лещинской, бывшей узницы Освенцима.

Воспоминания Бориса Сребника о детстве в минском Гетто.

Действующие лица

Анна, которой не будет

Г-н Отто Франк

Г-жа Эдит Франк

Марго Франк

Г-н Герман Ван Даан

Г-жа Августа Ван Даан

Петер Ван Даан

Альфред Дюссель

Старик

Войдя в Убежище, персонажи остаются там и живут до конца спектакля – всё время на виду. Старик существует вне пространства убежища – достаёт из огня своей печки – как в обратной съёмке – фотографии, письма, дневники и читает обрывки. Он тоже всё время на сцене.

1 акт

0. Меня нет

Анна. Мне 27 лет. Обычно девочки считают, что это уже почти начало старости, но я так никогда не думала. Я всегда собиралась жить очень долго. И обязательно по-настоящему, не начерно, всерьёз. Чтобы как-то так взахлёб. Чтобы было понятно – причём каждую минуту, без сомнений: зачем ты здесь. И что не зря. Не так, что просто дом,

обыкновенная рутинная работа, которую может сделать кто угодно, а не только ты. Нет! Надо обязательно добиться того, чтобы быть нужной людям. Я всегда знала, что во мне это есть. Что-то такое, что нужно всем (ну, не всем при всем… но точно многим). Что-то чем надо делиться. А это и ответственность, и гордость… Я старалась не слишком это выпячивать. Не всегда получалось… Но я старалась, честно. Ну, и, конечно, всегда очень много работала. Теперь я писательница. Может быть, пока не очень-очень известная, но у меня уже вышло три повести и один роман. И их читают. И я ещё всегда хотела очень интересно жить. Земля – такая огромная, а жизнь – не очень. Так жалко всего этого не увидеть! И я много путешествую. Да, и ещё, конечно, я люблю. А иначе – какой смысл, ведь правда. Как сильно-сильно-сильно я всегда мечтала любить! И… в общем, всё произошло. Мне 27, и я писательница, у меня есть любимый муж – он немного похож на моего отца (так случается), муж и дочка. Нет, две дочки. И… Меня нет. Меня нет, никогда не было и не будет. Я никогда не обниму мужа. И, конечно, не буду стоять под окном, когда моя дочь будет рожать первенца. Потому что дочери моей никогда не было. Откуда? Ведь меня нет. Потому что я еврейка. И какие-то люди решили, что меня быть не должно. В 40 и 41, когда таким, как я, запретили ходить по тротуарам, ездить на трамваях и поднимать глаза. В 42, когда пришлось бежать из дома ночью. В 43, 44, в 45, когда таких, как я, забивали прикладами, расстреливали в упор, морили голодом, сжигали в печах концлагерей живыми и мёртвыми – миллионами. Меня, такой, как я есть, не было. Вместо всего этого был пепел. От очень худого сожжённого тела, убитого тифом в Берген-Бельзене. Он сядет на чьи-то руки вместе с пеплом других тысяч и миллионов. Кто-то смоет его перед обедом, прольётся чёрная, чернее, чем обычно, вода. Кто-то вдохнёт его в лёгкие – мой пепел, пепел от меня, смешается с налётом никотина… А может, пепла не было. Может, меня закопали в общей могиле – этого я уже не знаю, я же была мертва. Если меня закопали, из меня выросла и каждый год вырастает какая-нибудь трава. А меня нет. Меня нет, но обо мне мечтали. Двенадцатилетняя, тринадцатилетняя, четырнадцатилетняя девочка, прежде чем быть смытой в водосточную трубу, прежде, чем осесть чьих-то лёгких, мечтала стать такой, как я, и писала об этом в своём дневнике. Невеста, кокетка, жена, любовница, мать, старуха – дожившая только до четырнадцати. Для меня честь, что она так мечтала обо мне, что она так подробно меня сочинила. Меня нет и не было, но она была.

1. Сборы

Г-жа Франк. Анна, ради Бога, где ты прячешься? Надо срочно собираться!

Старик. Эдит Франк… (Совершенно справившись с эмоциями.) Известно, что в вагоне с надписью Вестерборк-Освенцим Эдит Франк пыталась отпороть от лагерного комбинезона номер. Ей казалось, что так она избавится от знака рабства. Откуда ей было знать, что в Освенциме номер ей, как и другим, присвоят навсегда: татуировка. Множество раз каждый заключенный проходил процедуру селекции. Направо – те, кому пока оставляли жизнь. Налево – в группу старых и больных. На смерть. Однажды там оказалась и Эдит Франк.

Анна. Мама.

Старик. Но она успела увидеть, что обеим её дочерям указали направо.

Анна. До этого ещё не скоро, так же?

Старик. Так. Убежище нашли уже после высадки союзников в Нормандии. В конце 44-го года.

Анна. 44-го? Так далеко! так много жизни! К тому же вдруг…

Г-жа Франк. С кем ты болтаешь?

Анна. … вдруг всё ещё возьмёт и не случится…. Ни с кем мама. Ты же знаешь, я веду дневник.

Г-жа Франк. Вот уж на что сейчас точно нет времени. Я умоляю тебя, собирайся. Пришла повестка. Вызов в Гестапо… К немцам. На допрос.

Анна. Папе??

Г-жа Франк. Нет, представляешь, Марго.

Анна. Марго? Она же просто школьница. Как можно?.. Так они там???

Г-жа Франк. Нет! Они в безопасном месте. Папа отвел ее. И мы должны тоже, немедленно.

Анна. Я должна всё это надеть? Я зажарюсь.