Новая русская доктрина: Пора расправить крылья

Кучеренко Владимир Александрович

Вполне очевидно, что необходимо поддерживать присутствие российского элемента в «золотой обойме» мировой классики. Также очевидно, что необходимо постоянное подтверждение статуса великой культурной державы новыми достижениями. Проводниками этой политики могут выступать как официальные, так и неофициальные институты (которые, несмотря на свою неофициальность, требуют бесперебойных материальных и интеллектуальных вложений).

Особенно это должно касаться стран балканского региона, исторически православных, которые проявляют традиционную заинтересованность в российской культуре. Сегодня наша культурная позиция по отношению к ним слишком пассивна, не артикулирована [7] .

7

Взять,

к примеру, Грецию. Старшее поколение греческой интеллигенции сформировалось, когда еще был Советский Союз. Они все воспитаны на русской литературе, на Толстом, Достоевском, Булгакове, Ахматовой, Мандельштаме. Читают их в греческих переводах не как экзотику, а как то, что им близко, интересно и важно. Нужно понять, что эта ситуация не бесконечна: генерации сменяют друг друга, и следующее поколение интеллигенции (не говоря уже о других слоях) может выпасть из контекста русской культуры, что будет практически невозможно восстановить. Пока же это колоссальный потенциал влияния России в этом регионе, который не используется и на одну десятую часть. Те наши культурные центры, которые там находятся, занимаются лишь более-менее удачной имитацией деятельности. Неизвестно почему: может быть, нет достаточного финансирования, либо нет людей…

Должны существовать мощные культурные центры за рубежом по типу немецкого Института Гете, Британского совета или французских франкофонных институтов . Наличие подобной организации — есть отличительный признак стран — носительниц культуры. Разумеется, Институт русской культуры (назовем его условно так) должен получать достаточно серьезное финансирование и во главе его опять же должен стоять не чиновник, а деятель культуры. Тогда это стало бы центром притяжения для всех симпатизирующих русской культуре сил. Сейчас мы потеряли эти позиции даже сравнительно с Советским Союзом.

То же можно сказать и о взаимодействии гуманитарной, культуротворческой интеллигенций России и восточных стран (Индии, Китая, Индокитая, Японии, Ирана, арабских стран). Говоря о культурной, интеллектуальной составляющей этого взаимодействия, нужно учитывать, что традиционно на Востоке по отношению к России присутствует значительный невостребованный потенциал комплиментарности. Он недостаточно задействован в нашем информационном, в нашем культурном пространстве. Существует необъятный нереализованный потенциал этого взаимодействия многих держав Евразии между собой. До последнего времени российское экспертное сообщество эту тему практически не разрабатывало, оставляя это поле деятельности народной дипломатии, общественным энтузиастам. И в этом смысле наблюдается явный регресс по отношению к восточной политике Российской империи и СССР.

Есть поле для работы и с западными народами — но там ситуация сложнее, а комплиментарность может быть вызвана не столько открытостью с нашей стороны (которая на данный момент чрезмерна), сколько способностью быть сильным. В любом случае, и на Западе, и на Востоке проецируемые русские культурные и духовные ценности должны основываться на мощи, на убедительной силе, на способности одерживать победы. На сегодня симпатии к нам на Западе, там, где они есть, напротив, строятся на основе слабости, зависимости России, заискивания нашей элиты перед сильными, богатыми и цивилизованными, пасующего и пассивного жеста в ответ на коварство и двойные стандарты. Все это лишний раз показывает, насколько слабо используются в современной внешнеполитической практике «культурные» аргументы.

Так, например, колоссальный исторический потенциал отношений России с Германией и Францией остается за рамками видения и понимания широкой общественности; отдельные академические труды по истории немцев в России и русских в Германии адресованы лишь узкому кругу специалистов; вакуум общественного взаимопонимания заполняется преувеличенными слухами о «русской мафии» и коррупционных связях европейских чиновников в России. В результате российско-европейские отношения остаются легко уязвимыми для внешних манипуляций.

Вклад немцев, французов, итальянцев в научный, инженерный и гуманитарный потенциал исторической России составляет неисчерпаемую основу для пропаганды добрососедского партнерства с Европой в нашей стране и одновременно — весьма

актуальный повод для напоминания Европе о ее собственной классической традиции. Одни лишь гастроли российских театров с постановками на немецком языке могли бы послужить цивилизационно значимым стимулом для обращения Европы к собственной истории, к освобождению европейского духовного пространства от наносов глобализационной масс-культуры.

Гуманитарная миссия России на Западе, таким образом, не ограничивается экспансией русской культуры. В ее поле деятельности может и должно быть вовлечено все наследие великих национальных культур, составляющее общее достояние европейской христианской цивилизации.

Апелляция к наследию прошлого неизбежно напоминает о тех периодах древней и новой истории, когда Россия и европейские страны сталкивались между собой в кровопролитных войнах. Национальное достоинство не позволяет России предавать эти исторические главы забвению или умолчанию в угоду интересам момента. Однако военная история столь же богата примерами взаимопроникновения интеллекта и таланта, как гуманитарное наследие. На германскую аудиторию могла бы произвести большое впечатление тематическая выставка, посвященная вкладу в российский военный потенциал таких личностей, как Андрей Иванович (Генрих Иоганн) Остерман и Эдуард Иванович (Франц-Эдуард) Тотлебен, которым историческая Россия обязана, в частности, легендарной Брестской крепостью и оборонительными укреплениями Кронштадта, Севастополя и Керчи.

Исторический парадокс неотъемлемой роли инженеров-немцев в укреплении рубежей того государства, с которым Германия столкнулась в двух мировых войнах, представляет уместный повод для обсуждения роли третьих государств, их политиков и корпораций в провоцировании этих мировых катастроф. Таким образом, обращение к историко-культурной тематике имеет и непосредственную политическую актуальность — как для российской, так (даже в большей степени) для сегодняшней европейской аудитории.

Главное, что следует понять относительно эффективной культурной политики, что это не та сфера, где может реализоваться стандартный чиновник. Конечно, там присутствует официальный пласт, сфера документов, но все это третьестепенно, и пока эта сфера находится в руках «письмоводителей», толка не будет. Необходим приток на поприще культурной политики компетентных людей. Поэтому, еще прежде чем создавать сеть культурных центров, предлагается составить из российских интеллектуалов совет при Министерстве иностранных дел для продвижения русской культуры за рубежом .

6.6. СМИ как транслятор национальной идентичности и базовых ценностей России

Нация, географические масштабы которой контрастируют с низкой плотностью населения, неизбежно живет в ином режиме, иным способом, чем остальной мир. Для сохранения своей целостности ей необходимо осознание единства судьбы и предназначения на уровне всех составных (конфессиональных, этнических, сословных, корпоративных) элементов. Для своего выживания и успеха ей необходимо постоянное сверхусилие, которое не может быть обеспечено утилитарными экономическими методами. Для прямого диалога между властью и народом ей необходимы незамутненные и эффективные каналы коммуникации. Наконец, для исполнения нацией своей миссии ее растущему поколению необходима здоровая духовная среда. Все эти условия, прямо происходящие из особенностей России, ставят особые требования перед ее «четвертой властью» — системой средств массовой информации.

За последние годы в российских СМИ произошли как организационные, так и содержательные изменения.

Во-первых, нация избавилась от раздвоенности сообщества своих «властителей дум». Государственные электронные СМИ больше не навязывают типичного для начала 1990-х годов противопоставления «сторонников демократии» «сторонникам президента». В то же время частные телеканалы перестали быть ареной самоутверждения горстки магнатов; сфера информации, вопреки расчетам стратегов-недоброжелателей, не смогла стать «государством в государстве», «второй властью» вместо четвертой. Болезненная, но необходимая первичная ротация определила базовые принципы соответствия профессионализма государственным интересам, что ни в коей мере не умалило диапазон творческой свободы создателей телевизионных продуктов.