Новеллы
Шрифт:
Но в глазах ее вспыхивает такая ярость, что он отскакивает, широко раскрыв глаза и подняв руки, точно ему за ворот вылили ушат холодной воды. Мгновение они стоят так: она — с поджатыми губами, злыми, горящими глазами, он — с удивленным, оторопелым видом. Затем оба одновременно приходят в себя, отворачиваются друг от друга, идут дальше и думают, как загладить образовавшуюся в их отношениях трещину.
К вечеру, когда хмурый жених, которого больше уже не могут задержать, сидит в бричке и сытая лошадь,
— Нельзя ли приехать в среду вечером? — говорит она, не глядя жениху в лицо и, как обычно, избегая слов «ты» или «вы».
У Айзозола губы кривятся в горькой презрительной улыбке.
— Рабочая пора… Почему именно в среду вечером?
— Мне надо поговорить… мне надо кое-что сказать.
Он важно пожимает плечами.
— Не могу обещать… то есть — может быть, приеду.
В воздухе клубится пыль, сверкает окованная медью дуга, а потом слышится постепенно удаляющийся стук колес по большаку.
У матери и Катрины прибавилось работы: они бранят Анну. Они делают это и порознь и вместе, поддерживая и дополняя друг друга. Безобразное, непростительное поведение Анны в воскресенье разбирается на все лады и всячески осуждается. Не забыто ни одно слово, ни одна гримаска. Все было плохо, все не так, как полагается. С нескрываемым ужасом они приходят к выводу, что еще бы немного — и жених, окончательно рассердившись, бросил бы ее. Широко раскрытыми глазами, затаив дыхание, они с минуту смотрят на Анну. Но глаза Анны кажутся погасшими, безжизненными.
«Ну, почему бы мне не пойти за него?..» — безвольно, не вдумываясь, говорит она себе — на этот раз без ненависти и волнения… И ждет среды.
В среду, под вечер, Айзозол является пешком, одетый не то по-праздничному, не то по-будничному. Он выглядит еще привлекательнее с красной гвоздикой в петлице пиджака. Мать с Катриной тают от счастья и рассыпаются в любезностях.
Вчера Айзозол ездил в Ригу — за своей свадебной тройкой. Сорок рублей отдал… Анне он привез роскошную коробку шоколадных конфет. Открытая коробка стоит посреди стола. Айзозол сидит по одну сторону стола, Анна — но другую. Айзозол ест конфеты, а Анна сидит, ничего не ест и молчит. Они одни в комнате.
— Кушай, — говорит Айзозол и пододвигает ей коробку. В его голосе опять слышится нервное, тревожное нетерпение. — Или конфеты плохие?
— Спасибо, — отвечает Анна, — конфеты хорошие, но мне не хочется.
Она чувствует, что ведет себя нехорошо, что так нельзя, что надо сказать что-нибудь серьезное, положить конец таким отношениям.
— Что это с тобой, не понимаю? Ты нездорова?
— Что? — спрашивает Анна, словно не расслышав.
Айзозол вдруг краснеет.
— Я спрашиваю, ты не больна?
— Нет… может быть,
— Ах, «вам»! — Он морщится. — Я уже давно жду, что же «вы» мне скажете.
Но Анна снова смотрит ему прямо в лицо и не говорит ни слова.
Это уж слишком. Айзозол медленно и важно встает, медленно и важно берется за шляпу.
— К таким шуткам я… не привык… Нет, не привык.
— Скажите, — начинает она, сама еще хорошенько не зная, что хочет спросить, повинуясь какому-то тайному, едва ощутимому побуждению. — Я хотела вас спросить…
Айзозол стоит, держа шляпу в вытянутой руке, лицо у него сердитое, надменное. Каждое произносимое ею «вы» он явно воспринимает как укол иглы.
— Я хотела спросить… сколько раз вы ездили свататься?
— Что? — Айзозол раскрывает рот, глаза его чуть не вылезли из орбит.
Но Анна уже сама не помнит, что сказала. Спутанный клубок ее мыслей уже покатился дальше.
— Это верно, что люди поговаривают про вас и… Трину Лайдынь?
Айзозол вздрагивает, словно от удара, шляпа выскальзывает у него из пальцев. Еще один такой удар, и он, пожалуй, рухнет наземь от разрыва сердца. Но Анна сама опомнилась, туман перед ее глазами рассеялся, голос ее звучит холодно и твердо.
— Извините, этот вопрос у меня вырвался нечаянно. Я не хочу осуждать вас. Я вас позвала сюда, чтобы сказать, что не могу стать вашей женой. Ищите себе другую…
Он не чувствует этого нового удара, — настолько ошеломил его предыдущий. Не то он не верит своим ушам, не то принимает ее слова за шутку. Он растерянно улыбается и трет пальцами вспотевший лоб.
— Что… что с тобой сегодня?..
— Это не только сегодня. Я все это время думала, и… я не могу иначе… не могу иначе… Ищите себе другую невесту.
Он начинает постигать ужасную правду. Обеими руками хватается за стол. В нем борются гнев и отчаяние.
— Как… — бросает он, задыхаясь. — В церкви уже огласили, все люди говорят… пиво заказано, свадебная тройка готова… А теперь!..
Анна только пожимает плечами и снимает с пальца десятирублевое обручальное кольцо.
— Вам придется испытать из-за меня небольшие неприятности, но что поделать, я тогда еще не знала себя. Простите, если можете… Уж лучше так, чем навсегда испортить нам обоим жизнь.
Она сует ему кольцо в руку и начинает что-то искать по всей комнате. Он бегает за ней, ищет слов и не может найти.
— Ваши книги, все ваши подарки я верну. — Она собирает по одной разные вещички и складывает их на столе.
— Анна… — немного придя в себя, говорит он глухим голосом. — Не делай глупостей! Одумайся, это ведь уже невозможно… Я до августа должен заплатить две тысячи…