Новеллы
Шрифт:
– Эх, - с жаром сказал баварец, - этому я охотно верю; для того, чтобы жить с этой девицей как в раю, не требуется особого искусства. Это уж и мне бы удалось, смекалкой меня бог не обидел! Свое ремесло я знаю в совершенстве и умею в делах своих держать порядок, не прибегая к сильным выражениям. И хотя я жил в самых больших городах, однако нигде у меня не было ни ссор, ни раздоров, и никогда я даже не побил кошку, не раздавил паука. Я человек воздержанный и трезвый и доволен любой пищей, умею обходиться самым малым. Я тоже здоров и силен и могу многое выдержать; чистая совесть - наилучший жизненный эликсир; все звери любят меня и бегают за мной, потому что они чуют мою чистую совесть, а у неправедного человека они не живут. Однажды какой-то пудель следовал за мной целых три дня, когда я шел из города Ульма, и в конце концов я вынужден был отдать его одному крестьянину, так как мне, скромному подмастерью, не по карману было прокормить такое животное. А когда я странствовал по Богемскому лесу, олени и серны подпускали меня к себе на двадцать шагов и нисколько меня не
– Да, это, должно быть, правда!
– воскликнул шваб.
– Разве вы не видите, как этот зяблик все время кружит вокруг меня и льнет ко мне? А вот та белка на ели поминутно оглядывается на меня, а жучок ползет по моей ноге, и никак его но согнать! Ему-то, видно, очень хорошо со мной, милому, доброму созданьицу!
Но тут Цюз ощутила ревность и довольно резко заявила:
– Все животные рады жить у меня! Как-то раз птичка прожила у меня восемь лет и, умирая, очень неохотно рассталась со мной; наша кошка не отстает от меня ни на шаг, а соседские голуби толкутся и ссорятся перед моим окном, когда я им сыплю крошки. Удивительными свойствами обладают звери, причем у каждого - свои! Лев охотно следует за королями и героями, а слон сопровождает князей и храбрых воинов. Верблюд несет на себе купца через пустыню и сохраняет для него свежую воду в своем желудке, а собака верна своему хозяину во всех опасностях и бросается ради него в море. Дельфин любит музыку и следует за кораблями, а орел - за боевыми дружинами. Обезьяна - человекообразное существо, подражающее всему, что делает человек, а попугай понимает наш язык и болтает, словно дряхлый старец. Даже змей можно приручить и заставить их плясать на кончике собственного хвоста; крокодил плачет человеческими слезами, и жители тех краев очень уважают и ценят его; страуса можно оседлать и ездить на нем, как на лошади; дикий буйвол возит повозку человека, а рогатый олень - его сани. Единорог доставляет ему белоснежную слоновую кость, а черепаха - свои прозрачные кости.
– Не обессудьте, - сказали трое гребенщиков в один голос, - в этом вы, конечно, ошибаетесь. Слоновая кость добывается из клыков слона; что до черепаховых гребней - они делаются из панциря черепахи, а не из ее костей!
Цюз залилась румянцем и сказала:
– Это еще вопрос, потому что вы, конечно, сами не видали, откуда это берется, а обрабатывали лишь готовые куски; обычно я ошибаюсь очень редко; но даже если это так - дайте мне досказать: ведь свои удивительные, богом данные особенности имеют не только звери, но даже мертвые камни, которые люди извлекают из недр земли. Хрусталь прозрачен, как стекло, мрамор тверд и с прожилками, то белыми, то черными; у янтаря электрические свойства, и он притягивает молнию, но тогда он сгорает и пахнет как ладан. Магнит притягивает железо, на грифельной доске можно писать, а вот на алмазе никак нельзя, потому что он тверд, как сталь. Стекольщик употребляет его для разрезания стекла - ведь он мал и остер. Вы видите, дорогие друзья, я кое-что могу рассказать о животных! Что же касается моего отношения к ним, то надо заметить следующее: кошка - хитрое и лукавое животное и поэтому привязывается лишь к хитрым и лукавым людям; голубь же является олицетворением невинности и кротости, и его привлекают к себе лишь простые, безгрешные души. А так как ко мне привязываются и кошки и голуби, то из этого следует, что я в одно и то же время умна и простодушна, хитра и невинна, как сказано в писании: будьте мудры, как змеи, и простодушны, как голуби. Благодаря всем этим сведениям мы можем судить о животных и об их отношении к нам и многому научиться, если сумеем правильно подойти к делу.
Бедные подмастерья не решались больше проронить ни слова. Цюз взяла их под частый обстрел и говорила еще долго и бессвязно, выражаясь так витиевато, что они совершенно обалдели. Они восхищались ее умом и красноречием, и, восхищаясь, каждый из них думал про себя, что именно ему пристало владеть таким сокровищем, тем более что это украшение домашнего очага обошлось бы недорого, заключаясь лишь в неутомимом языке. Насколько сами они достойны того, что ставят так высоко в других, и какое употребление они сумеют из этого сделать - такие вопросы тупоумным людям поздно приходят в голову, а то и вовсе не приходят: в этом отношении они похожи на детей, которые хватают все, что им бросается в глаза, и слизывают краску со всех пестрых предметов, а погремушку с бубенцами суют в рот, вместо того чтобы приложить ее к уху. Так и все три гребенщика всё более проникались желанием покорить эту изумительную особу; и чем высокомернее, бездушнее и тщеславнее становились нелепые речи Цюз, тем печальнее и неспокойнее становились ее поклонники. К тому же их мучила жажда после сухих фруктов, которые они тем временем успели доесть; Иобст и баварец пошли в рощу, разыскали там ручей и вволю напились студеной воды, тогда как шваб догадался заранее запастись фляжкой, в которой был вишневый спирт, разведенный водой и сдобренный сахаром; этот приятный напиток должен был подкрепить его и дать ему преимущество при состязании в беге - ведь он знал, что остальные слишком бережливы, чтобы чем-либо запастись или зайти куда-нибудь подкрепиться. И пока те наливались водой, он поспешно вытащил свою фляжку и предложил девице Цюз отведать. Она выпила половину, напиток очень ей понравился, освежил ее, и она искоса взглянула на Дитриха так обворожительно, что остаток, который он допил, показался ему сладким, как кипрское вино, и придал ему сил. Он не удержался,
– Идите сюда, дорогие, посидите и вы немножечко возле меня, чтобы нам еще на мгновение в последний раз насладиться нашей дружбой и единодушием.
Иобст и Фридолин, толкая друг друга, подбежали к девице и уселись, вытянув ноги. Не снимая руки с плеча шваба, Цюз другую руку протянула Иобсту, а ногами дотронулась до подошв Фридолина, улыбаясь по очереди каждому из них. Бывают такие виртуозы, которые умеют играть на нескольких инструментах разом - звенеть колокольчиками, тряся головой, ртом дуть в свирель, руками играть на гитаре, коленками ударять в цимбалы, ногой стучать в треугольник, а локтем бить в барабан, висящий за спиной.
Немного погодя Цюз поднялась с земли, расправила платье, которое было у нее аккуратно подобрано, и сказала:
– Пора уже, дорогие друзья, приниматься за дело: вам надо приготовиться к тому серьезному состязанию, которое вам, по своему неразумию, предложил ваш хозяин, а мы рассматриваем как веление высшего рока! Вступите же на этот путь с похвальным усердием, но без вражды и зависти друг к другу, и покорно предоставьте венец победителю!
Подмастерья вскочили как ужаленные. Они стали в ряд, готовые бежать наперегонки во всю силу своих резвых ног, хотя доселе они шествовали лишь осмотрительным, степенным шагом. Ни один из них не мог даже припомнить, скакал ли он и бегал ли когда-нибудь раньше: больше других еще верил в свои силы шваб, он даже потихоньку шаркал ногами по земле, нетерпеливо переминаясь на месте. Странно и подозрительно поглядывали они друг на друга, были бледны и обливались потом, как будто уже бежали во весь опор.
– Подайте друг другу еще раз руки, - сказала Цюз.
Они повиновались, но так неохотно и вяло, что три руки только слегка соприкоснулись и тотчас бессильно повисли, словно налитые свинцом.
– Неужели мы действительно примемся за это дурацкое дело?
– спросил Иобст, вытирая глаза, полные слез.
– Да, - сказал баварец, - неужели мы действительно побежим и поскачем?
– и при этом заплакал.
– А вы, любезнейшая девица Бюнцлин, - спросил Иобст рыдая, - как вы будете себя вести?
– Мне подобает, - ответила она, поднося носовой платок к глазам, - мне подобает молчать, страдать и смотреть.
Шваб ласково и лукаво спросил:
– Ну, а потом, девица Цюз?
– О Дитрих, - ответила она кротко, - разве вы не знаете поговорки: указание судьбы - это голос сердца!
При этом она искоса взглянула на него так выразительно, что он опять затопал ногами и возымел желание тотчас помчаться рысью.
Пока оба соперника приводили в порядок свои тележки и Дитрих занимался тем же, Цюз несколько раз многозначительно толкала его под локоть и наступала ему на ногу; она даже обтерла пыль с его шляпы, но одновременно, как бы желая показать, что посмеивается над швабом, улыбалась и двум другим, однако так, чтобы он этого не заметил. Наконец все трое крепко надули щеки, тяжко вздохнули, обвели глазами все вокруг, сняли шляпы, отерли пот со лба, пригладили слипшиеся волосы и вновь надели шляпы. Затем они еще раз оглянулись на все четыре стороны и глубоко вобрали воздух. Цюз сжалилась над ними и так растрогалась, что сама заплакала.
– Здесь остались еще три сухие сливы, возьмите каждый по сливе в рот и сосите, это вас освежит. Ступайте же, и да удастся вам обратить неразумие злых в мудрость праведных! То, что они придумали из озорства, преобразите в назидательное торжество самообладания и стойкости, в сознательное увенчание многолетнего благонравия и соперничества в добродетели!
Она положила каждому в рот по сливе, и они принялись их сосать. Прижав руку к животу, Иобст воскликнул: "Раз уж так суждено, да свершится воля всевышнего!" - и сразу, подняв палку, быстро зашагал, сильно сгибая колени и таща за собой на тележке свою котомку. Увидев это, Фридолин последовал за ним крупными шагами, и оба они, не оглядываясь, довольно быстро затрусили под гору. Шваб двинулся в путь последним и шел рядом с Цюз, с видом хитрым и самодовольным, неторопливо, словно был заранее уверен в победе и из благородства решил предоставить двум другим некоторое преимущество. Цюз похвалила его миролюбивое спокойствие и доверчиво повисла на его руке.
– Ах, как прекрасно, - сказала она со вздохом, - иметь твердую опору в жизни! Даже если человек достаточно одарен умом и рассудительностью и шествует стезей добродетели, то насколько же увереннее идешь по этой стезе, опираясь на верную дружескую руку!
– Черт побери, конечно, я того же мнения, - ответил Дитрих и изрядно толкнул ее локтем в бок, в то же время зорко следя, чтобы соперники не слишком его опередили.
– Вот оно что, почтеннейшая девица, наконец-то вы сообразили! Поняли, где раки зимуют!