Новеллы
Шрифт:
— Вот зачем, дорогая... только ты сперва встань. Говорю тебе, я не могу опуститься на колени! О Господи! — повторил Гори.
Чезара поднялась. Она взглянула на тело матери и страшно зарыдала, закрыв лицо. Но Гори схватил ее за руку и стал яростно трясти, волнуясь еще больше, чем прежде.
— Не надо! Не надо! Не надо! Потерпи, дорогая! Послушай, что я скажу!
Она посмотрела на него, с трудом сдерживая слезы, и спросила:
— Как же мне не плакать?
— Сейчас не надо плакать. Не время сейчас плакать, — сердито говорил Гори. — Ты теперь одна и должна о себе позаботиться. Понимаешь?
— Что мне делать?
— Ничего особенного. Сперва вынь бумажки из волос.
— Господи Боже мой! — простонала она, снимая папильотки дрожащими пальцами. Гори не давал ей опомниться:
— Вот молодец! Теперь иди к себе, надень скромненькое платье, шляпку надень, и мы поедем.
— Куда мы поедем?
— В мэрию, дорогая.
— Господи, что вы говорите!
— Я говорю: мы поедем в мэрию, зарегистрируем брак, а потом — в церковь. Свадьба будет сегодня. Иначе ты погибла. Видишь, как я для тебя нарядился? Фрак надел! И я буду свидетелем, как ты хотела. Оставь ненадолго свою бедную маму. Ее ты не оскорбишь. Она сама хочет, чтобы ты это сделала. Твоя мама хочет! Послушай меня, ступай оденься, а я пойду и все приготовлю.
— Нет... нет... я не могу... — в отчаянии говорила Чезара, снова роняя голову на кровать и пряча лицо. — Я не могу. Все кончено, я знаю! Он уйдет, он меня бросит... он не вернется. Только я не могу... не могу...
Гори не отступил. Он хотел наклониться, чтобы оторвать ее от кровати, но не смог. Тогда он яростно затопал ногами и закричал:
— Глупости! Я поеду с одним рукавом! Но вы обвенчаетесь сегодня! Ты пойми... Ну посмотри мне в глаза! Ты пойми, если мы упустим момент, все пропало! Что с тобой будет? У тебя нет работы! Ты одна! Хочешь свалить вину на свою бедную маму? Ты забыла, как она мечтала об этом браке? Несчастная синьора! И ты хочешь, чтобы все расстроилось из–за нее? Ну, возьми себя в руки, Чезара! Что тут дурного? Я с тобой! Я за все отвечаю. Ступай же, оденься! Оденься, дорогая, надо спешить!
И он повел ее к двери, поддерживая за плечи. Потом вернулся, пересек комнату, закрыл дверь и воинственно вошел в гостиную.
— Где жених?
Все повернулись, пораженные его тоном. Мигри спросил с притворной заботливостью:
— Синьорине дурно?
— Синьорина чувствует себя прекрасно, — ответил Гори, в упор глядя на него. — Имею честь сообщить вам, господа, что мне удалось ее убедить. Она согласилась взять себя в руки. Мы все в сборе. Все готово. Нужно только — не перебивайте меня! — нужно только, чтобы кто–нибудь из вас... вот, например, вы (обратился он к одному из гостей) взял на себя труд отправиться в мэрию и предупредить, что...
Ему не дали договорить. Как можно? Какой скандал! Это немыслимо!
— Дайте мне объяснить! — крикнул Он, заглушая хор протестов. — Зачем откладывать? Ведь препятствием был траур невесты? Но если сама невеста...
— Не позволю! — крикнула старуха. — Не допущу, чтобы мой сын...
— Исполнил свой долг и сделал доброе дело? — перебил ее синьор Гори.
Карло Мигри выступил на защиту матери.
— По какому праву вы вмешиваетесь? — спросил он, с трудом
— Я вмешиваюсь в это дело потому, что считаю вас порядочным человеком, дорогой синьор Грими...
— Мигри!
— Мигри, Мигри, и поймите, что не подобает пользоваться этим внезапным несчастьем. Мы не должны поддаваться удару судьбы, постигшему несчастную девушку. Наш долг — спасти ее. Разве мы можем бросить ее так, одну, беспомощную, без работы? Нет. Свадьба состоится, несмотря на несчастье и несмотря на... простите!
Он остановился, яростно пыхтя, залез в рукав пальто, с ожесточением дернул рукав фрака, оторвал его и подбросил над головой. Все невольно рассмеялись при этой неожиданной выходке. А он продолжал со вздохом облегчения:
— ...и несмотря на проклятый рукав, который меня так мучил.
— Вы шутите! — сказал Мигри, приходя наконец в себя.
— Нет, синьор. Он лопнул.
— Вы шутите! Это насилие!
— Другого выхода нет!
— Вы так думаете? Повторяю, это невозможно, при подобных обстоятельствах...
К счастью, в эту секунду в комнату вошел жених.
— Нет! Не соглашайся! Андреа, не соглашайся! — закричали со всех сторон.
Не обращая внимания на крики, Гори направился к нему.
— Решайте сами! Дайте мне сказать! Дело в следующем. Я убедил синьорину Рейс взять себя в руки. Она согласилась, принимая во внимание серьезность момента. Так что, дорогой синьор Мигри, если вы тоже согласны, поедем сейчас в мэрию потихоньку, в закрытой карете, и зарегистрируем брак... Надеюсь, вы не откажетесь? Только скажите, скажите, что согласны.
Андреа Мигри растерянно взглянул на Гори, потом на других и нерешительно произнес:
— Но... если Чезара согласна...
— Согласна! Согласна! — воскликнул Гори, стараясь перекричать протесты. — Вот наконец искренние слова! Ну, скорее! Летите в мэрию, дорогой мой синьор!
Он схватил за руку одного из гостей и потащил его к дверям. В передней он споткнулся о цветочные корзины и снова бросился в гостиную, чтобы освободить жениха от окруживших его разъяренных родственников.
— Синьор Мигри! Синьор Мигри! — кричал он. — Одну минутку! У меня к вам просьба!
Андреа Мигри подошел к нему.
— Сделаем приятное бедной Чезаре. Вот эти цветы... К покойной... Помогите мне!..
Он схватил две корзины и побежал через гостиную прямо в комнату, где лежала покойная. Жених следовал за ним с двумя другими корзинами. Все внезапно преобразилось. Многие бросились в прихожую за остальными корзинами и потащили их туда же.
— Цветы — покойной. Очень хорошо! Цветы — покойной! Вскоре появилась Чезара, очень бледная, в простом черном платье. Ее волосы были слегка растрепаны. Она дрожала — видно было, что ей очень трудно сдерживаться. Жених кинулся к ней и нежно ее обнял. Все замолчали. Чуть не плача от радости, Гори попросил троих гостей отправиться с ним вместе в качестве свидетелей, и они тихо удалились.
Тогда оставшиеся — мать, брат, старые девы, все гости — Дали волю негодованию, которое им поневоле приходилось сдерживать в присутствии Чезары. Хорошо, что бедная, старая женщина, там, среди цветов, уже не могла слышать, как возмущаются эти люди таким оскорблением ее памяти.