Новеллы
Шрифт:
Затем туда поехал повар с кухонной утварью, поставцом, ледником, приспособлениями для приготовления трюфелей и огромными ящиками с минеральной водой.
С раннего утра в просторных дворах особняка вбивались гвозди, стучали молотки, словно на строительстве целого города, и дефилирующий багаж напоминал страницы из Геродота, повествующие о персидском нашествии. Жасинто худел от трудов во время этого великого переселения народов. Наконец июньским утром мы отбыли в сопровождении Грило и тридцати семи чемоданов.
Мне было по пути с Жасинто до Гиаенса, где, в доброй миле от Торжеса, проживала моя тетка, и ехали мы в отдельном вагоне, среди необъятных
На полпути нам пришлось пересесть на другой поезд — на станции под звучным названием, оканчивающимся на «ола», где был прелестный светлый сад с кустами белых роз. Было воскресенье, солнечное и ужасно пыльное, и мы встретили там заполнявшую узкую платформу веселую толпу простонародья, пришедшую с сельского праздника святого Григория Горного.
Этим праздничным вечером мы, согласно расписанию, располагали всего лишь тремя скупыми минутами. Другой поезд, нетерпеливый и свистящий, уже ждал нас рядом с навесом. Яростно звонил звонок. И, даже не обращая внимания на красивых девушек, которые бродили здесь группами, возбужденные, в огненно-красных платках, с золотыми украшениями, увешивавшими их полную грудь, и образками святого Григория, приколотыми к шляпкам, мы побежали, пробились сквозь толпу и вскочили в другой, уже забронированный вагон с карточкой с инициалами Жасинто. Поезд тотчас же тронулся. Тут я вспомнил о нашем Грило и о тридцати семи чемоданах! Выглянув из дверей, я заметил на углу станции, под эвкалиптами, всю нашу поклажу и людей в фуражках с галунами, которые, стоя над нею, в отчаянии размахивали руками.
Откинувшись на подушки, я прошептал:
— Какой сервис!
Жасинто, не открывая глаз, вздохнул в своем углу:
— Какая тоска!
Целый час мы медленно скользили среди виноградников и полей, засеянных пшеницей, и солнце, жаркое и пыльное, еще било в стекла, когда мы прибыли на станцию Гондин, — здесь нас должен был встретить поверенный Жасинто, знаменитый Соуза, с лошадьми, на которых нам предстояло взобраться на гору, где стоял Торжесский замок. Позади пристанционного скверика, тоже сплошь засаженного цветущими розами и маргаритками, Жасинто тотчас разглядел свои экипажи, еще закрытые брезентом.
Но когда мы вышли на белую, прохладную платформу, нас окружило молчание и одиночество… Ни поверенного, ни лошадей! Начальник станции, которого я с мучительным беспокойством спросил, не появлялся ли здесь сеньор Соуза и не знает ли он сеньора Соузу, вежливо снял свою фуражку с галуном. Это был круглый, жирный парень, розовый, как яблоко, с томиком стихов под мышкой. «Я отлично знаю сеньора Соузу! Три недели назад я играл в манилью с сеньором Соузой! Но сегодня вечером я, к несчастью, не видел сеньора Соузу!» Поезд исчез за утесами, склонившимися над рекой. Один из носильщиков, посвистывая, начал скручивать сигару. На земле, у садовой решетки, какая-то старуха, вся в черном, дремала, сидя на корточках перед корзиной с яйцами. А наш Грило, а наш багаж?.. Начальник станции весело пожимал лоснящимися плечами. Все наше имущество, конечно, застряло на той станции с кустами белых роз, носящей звучное название с окончанием «ола». А мы были здесь, затерянные в диких горах, без поверенного, без лошадей, без Грило, без чемоданов.
Но зачем подробно описывать эту печальную историю? Близ станции, на склоне горы, находилась ферма, арендуемая за пятую часть дохода; туда мы и направились, дабы нас доставили и препроводили в Торжес голодная кляча, белый осел,
Величие не уступало прелести… Рассказать о долинах, утопающих в зелени, о почти священных лесах, о душистых фруктовых садах в цвету, о прохладе сладко журчащих вод, о часовенках, белевших на вершинах гор, о скалах, покрытых мхом, о райски сладостном воздухе, о всем величии и о всей красоте этих мест мне не под силу: я человек скромных способностей. Полагаю, что это было бы не по плечу даже великому Горацию. Кто может рассказать о красоте столь простой и невыразимой?
Жасинто, ехавший впереди на ленивой кляче, прошептал:
— Ах, какая красота!
Я, ехавший позади на осле со слабыми ногами, прошептал:
— Ах, какая красота!
Быстрые ручейки смеялись, сбегали с одной скалы на другую. Тонкие веточки цветущих кустов дружески ласково касались наших лиц. Долго летел за нами дрозд, перепархивая с черного тополя на каштан, насвистывая гимны в нашу честь. Гостеприимные и приветливые горы… Ах, какая красота!
Восторженно охая, добрались мы до буковой аллеи, которая показалась нам классически благородной. Снова ударив по ослу и по кляче, мальчишка, рядом с которым бежала собака, закричал нам:
— Приехали!
В самом деле, в глубине аллеи виднелись ворота фермы, облагороженные гербом из старого камня, изъеденного мхом. За воротами уже яростно лаяли собаки. И как только Жасинто, а вслед за ним и я на осле Санчо Пансы въехали в ворота замка, навстречу нам сбежал с лестницы седой мужчина, остриженный, как духовное лицо, без жилета, без куртки, с изумлением и скорбью воздевая руки. Это был управляющий Зе Брас. И тотчас же, здесь же, на камнях двора, всплыла на поверхность волнующая повесть, которую в полном недоумении лепетал в сопровождении лая собак бедняга Брас и из-за которой лицо Жасинто стало бледным от гнева. Управляющий не ждал его превосходительство. Никто не ждал его превосходительство. (Он произносил: «его первосходительство».)
Поверенный, сеньор Соуза, с мая месяца живет где-то возле границы — он ухаживает за своей матерью, которую лягнул мул. Ну и, конечно, произошло недоразумение, письма затерялись… Ведь сеньор Соуза рассчитывал, что его превосходительство… прибудет только в сентябре, на виноградный сезон. Ни в одной комнате работы еще не начаты. И, на несчастье его превосходительства, крыши еще не крыты черепицей, а в окна еще не вставлены стекла…
Я скрестил руки, охваченный вполне понятным ужасом. Ну а наши сундуки — сундуки, отправленные в Торжес со столькими предосторожностями еще в апреле, битком набитые матрацами, предметами роскоши, цивилизацией?.. Потерявший рассудок, ничего не понимавший управляющий таращил свои маленькие глазки, в которых уже дрожали слезы. Сундуки?! Ничего не приходило, ничего не появлялось. В своем смятении Зе Брас искал их под аркадами двора, в карманах своих панталон… Сундуки? Нет, сундуков не было!