Новенький как с иголочки
Шрифт:
– А вот мы в воскресенье в Козельск за продуктами поедем... Давайте с нами...
Чаю хочется!.. Обыкновенного горячего чаю... Раньше мне хотелось быть великим, хотелось попасть на Северный полюс... Хотелось написать роман... А сейчас хочется чаю...
– А я примус в Козельске куплю. Чай буду варить себе.
Она смотрит на гнилые дрова. Покачивает головой.
– Безобразие, - говорит.
– Человек университет окончил, а они дров хороших дать не могли!..
– И оглядывается.
–
Она смеется. Оглядывается по сторонам.
– Вы потише, - лицо у нее растерянное, - у нас в поселке слышно очень.
– Колхоз тут у вас развалюшка какая-то, - говорю я.
– Тшшш...
Губы у нее становятся белыми. И она шепчет этими белыми губами:
– Что вы... что вы...
– И снова громко: - Послевоенные трудности. Ничего, это мы наладим...
– И снова шепотом: - А то еще ученики услышат. Белыми губами: - Они знаете какие?..
– И снова, извиняясь: - Вы мне всю работу испортите...
...Я говорю своим восьмиклассникам:
– Результаты третьего диктанта - колы. Нравится?
Они молчат.
– Не нравится?
Они молчат.
– Цыганков Ваня, тебе нравится?
Он стоит за партой. Крутит рыжей кудлатой головой.
– Ну, нравится тебе такой результат?
– Не-е...
– Кому нравится?
Они молчат.
– Вот и выбирайте. Сами выбирайте, - говорю я.
– Как скажете, так и буду поступать.
Что-то подкатывает к горлу. Что-то душит меня. Ну вы, ну поддержите хоть вы меня! Скажите хоть одно слово. Я не знаю, чем это кончится, но давайте воевать...
– Мы можем писать легкие диктанты, как тогда... Если вы хотите. Я даже могу подсказывать вам. Вы меня любить будете за доброту мою... А?
Они молчат.
– Меня все хвалить будут... Хороших дров мне привезут. Будет большой праздник...
Кто-то фыркает. Или я напрасно взываю к ним?
– И спрашивать я буду очень облегченно. И когда буду спрашивать, буду в окно глядеть, чтобы не мешать вам в учебник подсматривать...
Коля Зимосадов сидит насупившись. У Маши Калашкиной растерянная улыбка на некрасивом лице. Шура Евсиков барабанит по парте пальцами. Он очень сосредоточен.
– Хотите такую жизнь? Да? Одно слово, и всё будет по-вашему.
Они молчат.
– Хотите?
– Не хотим, - говорит Гена Дергунов и прячется за развернутую книгу.
– А ты за всех не отвечай, - говорит Саша Абношкин.
– Хотите?
– Лучше, чтоб полегче, - улыбается Маша Калашкина.
Подвел ты меня, Абношкин!
– Полегче не будет, - говорю я.
Они молчат. Бунт?
– Пусть кол, да мой собственный, - говорит Шура Евсиков.
– Мне чужие четверки не нужны.
Ааа... Вот оно!
– Зимосадов.
– А мне тоже
– А ты, Абношкин?
– А чего я?..
– Нагорит вам потом, - говорит мне Маша Калашкина.
– Вам Шулейкин даст...
– Не твоя забота, - говорит ей Саша Абношкин.
– Выставлять колы в журнал?
– спрашиваю я.
Они молчат.
– Выставлять?
Они молчат.
– Выставлять или нет?
– Ставьте, - говорит Гена Дергунов и прячется за развернутую книгу.
– Кто за?
Они поднимают руки.
Ну вот, теперь и начнется!.. Зачем мне это? Друг мой, друг мой, за то ли ты взялся?.. А в монастыре бывал Толстой... Забыл ты об этом, забыл... Хватал бы ниточку за неверный ее конец... Потомки спасибо сказали бы!..
– Не тем вы занимаетесь, - мягко говорит мне в учительской Шулейкин. Возбудили детей.
– Детей?
– смеюсь я.
Теперь наши позиции стали хоть определеннее. Теперь легче. Вот - я, а вот - он. Главное теперь - это не нарваться, не раскричаться, не устроить истерику.
– Детей?
– смеюсь я.
– Вы еще очень неопытны, - мягко говорит он.
– Можете споткнуться...
Я улавливаю легкую угрозу. Она едва ощутима, как в жару - будущий дождь.
– Они не так безграмотны, как вам кажется, - говорит Шулейкин.
– Вы мне угрожаете?
– Вот видите, как вы поняли товарищеский совет?
– качает он головой. Вот видите?..
– А может быть, и в самом деле, - говорит Клара Ивановна, - начать с колов?.. Ну пусть уж...
Он останавливает ее едва заметным движением руки, и она послушно смолкает.
– Послушайте, Михаил Андреевич, - говорю я Шулейкину, - вы что, боитесь меня? Или я ваши планы нарушил? А?
– Я ничего не боюсь, - говорит он.
– А чего вас бояться, - говорит Маракушев Николай Терентьевич вызывающе, а сам смотрит на Шулейкина, словно ждет его распоряжений.
Я резко поворачиваюсь к нему.
– А вы еще откуда взялись?
– говорю я ему очень обидно. Но он не обижается. Только бы не сорваться. Пусть знают!.. Еще бы мне широко улыбнуться, помахать им рукой и выйти... Не могу...
– Вы не вмешивайтесь, - говорит Маракушеву Шулейкин.
Они уже между собой воюют. Ладно, у меня тоже свои соображения на сей счет...
ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ
– И всю ночь будем работать?
– спрашиваю я.
– Всю ночь и будем, - говорит Виташа.
– Это вам не в городе в постельке спать.
– Он смеется. Он смотрит на меня.
– Ничего, мускулы развивать надо. Покрутите машинку!..
– Потом он успокаивается, говорит серьезно: - Надо ведь колхозу помочь...