Новейшая история ислама в России

Силантьев Роман Анатольевич

В свою очередь, администрации Санкт-Петербурга, Ленинградской, Ростовской, Оренбургской, Кировской, Новосибирской, Челябинской, Тюменской и Волгоградской областей, Ханты-Мансийского АО считают своими единственными партнерами только муфтияты и мухтасибаты ЦДУМ, в то время как их оппоненты, по сути, приравниваются к сектантам (Впрочем, в свое время «сектантскими» считались и такие подразделения ЦДУМ, как Региональное ДУМ Татарстана, Региональное ДУМ Москвы и Московской области и Независимое ДУМ Пензенской области). Естественно, что такая модель вызывает серьезную критику «обиженных» мусульманских организаций, провоцируя их на конфронтацию с властями и на публичные заявления о нарушении своих прав. Чтобы избежать такой критики, некоторые региональные власти – ставропольская, краснодарская, приморская, сахалинская – просто не оказывают никаким мусульманам помощь.

Интересно

отметить, что первый заместитель муфтия Татарстана Валиулла Якупов выделяет три основных способа самофинансирования ДУМов, которые, по его мнению, позволили бы им стать более независимыми от бюджетной помощи: использование вакуфного имущества, возрождение гошера – «10%-ного отчисления от урожая неорошаемых культур и 5%-ное отчисление от орошаемых участков», а также систематический сбор садаки и поступлений от проведения религиозных обрядов.

5. Разница в экономико-географическом положении мечетей как фактор раскола – финансовые предпосылки смены юрисдикционной принадлежности

Диспропорция бюджетов враждующих центров ислама, сложившаяся вследствие вышеописанных причин, позволяла им успешно использовать финансовый фактор для расширения сфер влияния. Условия жизнедеятельности мусульманских центров допускали возможность конвертации материальных ценностей в блага иного плана, в том числе и те, которые, казалось бы, за деньги купить нельзя.

Общины любой традиционной религии в России делятся на бедные и богатые, однако именно в исламе разница в их доходах наиболее велика. В отличии, например, от православных приходов, географически мусульманские общины расположены достаточно неравномерно – так, в чувашском селе Шыгырдан действует столько же мечетей, сколько и в Москве, в то время как московская умма по размерам крупнее шыгырданской в 200 раз. Аналогичную ситуацию можно наблюдать и в более исламизированных регионах – в Казани действует около 40 мечетей, а в Уфе, превосходящей ее по численности мусульманского сообщества, – всего 3. В итоге рентабельными оказываются только общины крупных либо богатых городов (Имеются в виду «нефтяные» города Тюменской области, ХантыМансийского и Ямало-Ненецкого АО, Норильск и др.), да и то при условии относительной монополии (не более 3-4 на город), в то время как большинство остальных постоянно испытывает недостаток финансовых поступлений.

Существующее материальное неравенство может снивелировать только политика централизованных мусульманских организаций, которые имеют право перераспределять средства между общинами, однако такая практика нередко приводит к внутренним конфликтам. Богатые общины, не желая делиться своими доходами, начинают выбирать менее принципиальные муфтияты, готовые предоставить им полную финансовую свободу. При этом они легко переходят из одной организации в другую. Бедные общины, в свою очередь, также нестабильны и часто меняют юрисдикцию в обмен за единократные выплаты, гуманитарную помощь, либо даже простые обещания, а их наиболее искушенные председатели успешно шантажируют вышестоящие организации –мухтасибаты и муфтияты.

Экономический фактор четко прослеживается в борьбе за вторую по доходности в Москве Историческую мечеть, община которой меняла свою юрисдикцию не менее четырех раз. Конфликт между московским муфтием Равилем Гайнутдином и нижегородским бизнесменом и меценатом Ряшитом Баязитовым был во многом вызван проблемой контроля над финансовыми потоками отрадненской мечети.

Раскол в Пермской области начался с того, что община пермской Соборной мечети воспротивилась решению муфтия Мухаммадгали Хузина, потребовавшего отчислять в пользу муфтията пятую часть ее доходов. Вне всякого сомнения, финансовый аспект присутствовал и в конфликтах вокруг «мятежных» мечетей Ульяновска и Астрахани, пензенской Соборной мечети, общин Тюмени, Омска, Томска и Новосибирска. Мусульманские централизованные организации, имевшие мало авторитета, но много денег, всегда имели возможность приобрести вес за счет «покупки» общин. Для регистрации централизованной организации достаточно собрать три общины, что, в принципе, стоит не дороже тысячи долларов. Бедные сельские общины можно «приобрести» всего за 100-200 долларов, выплаченных имам-хатыбу или председателю. Такая схема позволяет за короткое время и сравнительно небольшие деньги набрать значительное количество общин (на бумаге все они выглядят одинаково, поэтому важно не качество, а количество). Кстати, купить можно было не только общины, но и отдельных людей, включая чиновников, журналистов, ученых-исламоведов и даже бывших православных священников. Другое дело, что они

обходятся дороже.

Реализацию вышеописанной схемы вменяли в вину лидерам ДУМАЧР и ДУМ «Ассоциация мечетей России» Нафигулле Аширову и Исмаилу Шангарееву, которые в короткий срок добились поразительных успехов. ДУМАЧР за два года установило контроль над более чем 100 общинами от Кургана до Петропавловска-Камчатского при том, что действовало на «канонической территории» ЦДУМ и ДУМ Сибири. ДУМ «Ассоциация мечетей России», ставшее всероссийской надстройкой Бугурусланского муфтията, всего за год основало более двух десятков общин от Ростовской области до Удмуртии, вторгшись не только в сферу влияния ЦДУМ, но и напрямую затронув интересы своих союзников по Совету муфтиев России. Все источники отмечают, что в обоих случаях образование либо переподчинение общин осуществлялось в максимально сжатые сроки и с высоким профессионализмом. Для обеспечения такого результата использовались даже выездные бригады юристов, способных за день провести собрание актива общины и внести изменения в ее устав. «Покупка» общин, правда, не гарантировала долгосрочного результата. Для нормального контроля над ними требовались постоянные вложения, что было накладно и не всегда целесообразно. Поэтому обычно подпитывался лишь костяк из 15-20 крупных общин, в то время как остальные приходы сохраняли лояльность только из-за отсутствия средств на перерегистрацию.

Описанные схемы особенно активно использовали эмиссары экстремистских течений. «Сегодня во многих селах Карачаево-Черкесии есть сторонники ваххабизма, и их влияние распространяется и на восточные территории Ставропольского края. Есть среди них и свои духовные наставники – муллы, у которых налажены тесные контакты с исламистами Чечни и Дагестана. Для привлечения единомышленников ваххабисты используют материальный стимул, который категорически осуждается в традиционном исламе.

К примеру, муллам, согласившимся стать сторонниками ваххабистов, выдают единовременное пособие в размере 10001500 долл., а затем выплачивают ежемесячно 100-150 долл. – весьма неплохие суммы для северокавказского региона.

Внутри же самой «общины» отношения строятся по принципу пресловутой финансовой пирамиды. За каждого приведенного сюда нового соратника тот, кто его привел, получает 50-100 долл., а потом ему выдают проценты с каждого, кого сагитировал на свою сторону подопечный. Мулла получает валютные переводы через филиалы банков и имеет корреспондентские счета от различных международных организаций. Самим же «духовным наставникам» предписывается не выдавать свою причастность к ваххабизму официальным органам, поэтому они тщательно маскируют собственные взгляды и убеждения перед теми, кто не согласен с ними, показывая свою суть лишь перед проверенными людьми», – писала журналистка «Независимой газеты» Алевтина Полякова. Таким образом, получение и распределение материальных благ стали для исламского сообщества России серьезным дестабилизирующим фактором, причем со временем его роль в расколах ничуть не уменьшается. Полностью исключить такое влияние на взаимоотношения между мусульманскими лидерами невозможно, поэтому и в будущем денежный вопрос будет портить отношения между мусульманскими лидерами, хотя, по всей видимости, в несколько иных формах.

Глава V РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ РАСКОЛА ИСЛАМСКОГО СООБЩЕСТВА РОССИИ

Первые и самые тяжелые расколы, поразившие российскую умму в начале 90-х годов, практически не имели религиозной составляющей. На начальном этапе исламского возрождения мусульмане не делили друг друга по вероисповедной принадлежности, а привнесенное зарубежными миссионерами салафитское движение еще не приобрело сколько-нибудь заметного влияния. Тем не менее, уже к 1997 году в некоторых региональных уммах именно религиозный фактор стал главным катализатором внутримусульманских разделений, а еще через несколько лет он вышел на первое место по своим деструктивным последствиям для единства всей российской уммы.

Раскол российских мусульман на религиозной почве в первую очередь стал следствием агрессивной миссионерской деятельности салафитов, которые видели в инакомыслящих мусульманах стихийных язычников, нуждающихся в немедленном приобщении к ценностям «чистого» ислама.

Многочисленные группы салафитов не имели единого координационного центра и разнились по своим идеологическим установкам, однако все их последователи получили прозвище ваххабитов, которое прочно вошло в современный русский язык. Как правило, под ваххабитами в России понимаются люди, называющие себя приверженцами салафизма, «саф ислама» или «чистого» ислама, ханбализма, хабашизма, таблигизма, нурсизма, «исламских джамаатов»,