Новичок

Риддер Аристарх

Два тренера перекинулись ещё парой фраз, и игра началась.

В целом, она прошла так, как и предполагал Асташев, его ребята доминировали над юниорами из Нижнего Тагила, и те не представляли угрозы для второго вратаря команды – Юры Волошина. За два с половиной периода птенцы нанесли дай Бог полтора десятка бросков по его воротам, тогда как вратари «Спутника» трудились во всю и на двоих вынули из сетки восемь шайб.

Матч развивался весьма предсказуемо.

Правда, когда до конца игры оставалось каких-то четыре минуты,

на льду чуть было не разыгралась трагедия.

Центральный нападающий четвёртого звена Спутника Александр Семёнов – тёзка основного вратаря «Автомобилиста» принял шайбу в левом кругу вбрасывания в зоне «Автомобилиста» и при этом допустил детскую ошибку. Всё своё внимание Семенов сосредоточил на шайбе и, наверняка, не видел, что происходит вокруг.

И пропустил то, что в него на полной скорости врезался защитник «Автомобилиста» Александр Каменский, намного более крупный и тяжёлый.

От удара щуплый Семёнов отлетел в бортик, ударился головой и затих, потеряв сознание.

– Каменский, твою мать! Ты что делаешь?! – закричал Асташев, – врачи, быстро на лёд!

По счастью ничего серьёзного не случилось, ну за исключением того, что юниор потерял сознание и получил сотрясение мозга. То, что к этому добавился ещё и компрессионный перелом позвоночника, узнали через несколько часов, когда юноше сделали рентген в областной больнице.

Ну а то, что эту процедуру делали уже не Александру Семёнову, никто никогда так и не узнал.

* * *

Вот уже две недели я здесь, в СССР, мать его, образца лета тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Лежу в Свердловской Городской Клинической больнице номер 40.

Запахи здесь стоят такие, что я буду их помнить до конца жизни. Да и вообще, советская медицина середины восьмидесятых годов мне, человеку из середины двадцать первого века, кажется одной сплошной пыткой.

Привычных мне лекарств, оборудования и условий тут нет и в помине. А уж какое тут питание и туалеты с душевыми! Прям, ухх, закачаешься!

Массажные кровати, кондиционеры, интернет и несколько сотен телеканалов в каждой палате кажутся отсюда чем-то совершенно инопланетным. И это, не говоря про привычные мне медицинские процедуры и приборы.

Нет, раньше люди точно были намного крепче, чем мои современники, как им удавалось настолько стоически переносить всё, что кажется мне адом, одному Богу известно.

Хорошо, хоть персонал здесь в высшей степени профессиональный и делает всё от него зависящее, чтобы больные как можно быстрее покинули эти гостеприимные стены.

В общем, мне медицина в исчезнувшей на стыке десятилетий стране не понравилась сразу, как только я пришёл в себя и понял в какую, хмм… интересную ситуацию я попал.

Хотя почему в исчезнувшей стране?! Вон она – советская действительность во всём своём великолепии. За окном сосны, я лежу у окна на койке с панцирной сеткой (не сразу,

но я вспомнил, как эта штука называется), а мои соседи по палате, пять мужиков самого что ни на есть рабоче-крестьянского вида режутся в карты.

При этом плевать все пятеро хотели на режим. У Петровича, слесаря с расположенного поблизости трамвайного депо, в тумбочке припрятаны аж две бутылки водки, которые совсем скоро будут нещадно уничтожены.

Они и меня поначалу хотели привлечь к своим игорно-алкогольным развлечениям, но сначала я был никакой, сотряс тело словило серьёзный, да и перелом, который, по счастью, почти сросся, – это не шутки, а потом уже в дело вступила моя мама, вернее, мама тела, в которое я вселился.

Да, не знаю как, но я перенёсся сознанием на шестьдесят один год назад. И какая шутка мироздания! А может, Бога или дьявола, не знаю, но перенёсся я в тело совсем юного хоккеиста.

Теперь я – Александр Евгеньевич Семенов, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения. Прошу любить и не жаловаться, как говорится.

Сотрясение мозга – очень удобная штука, к ней в комплекте прилагается возможность амнезии, и я этой возможностью вовсю пользовался.

Потому что у Саши Семенова есть мама, Клавдия Викторовна, и папа, Евгений Леонидович, хорошо, хоть Саша – единственный ребёнок в семье, и о братьях и сёстрах можно не думать.

Теперь уже мои родители работают и живут в славном городе Нижнем Тагиле. Отец – плавильщик на тамошнем металлургическом комбинате имени В.И Ленина, а мать – нянечка в детском саду, над которым шефствовал этот же комбинат.

Люди они славные, только очень рано постаревшие, видно, что жизнь у них не сахар, чего стоят только мозолистые руки матери и её тусклые, обрамлённые морщинами, глаза.

Это хорошие люди, но повезло, что от Свердловска до Нижнего Тагила больше ста километров. Да и что здесь посетителей пускают не каждый день. Я пока совсем не готов общаться с вновь обретёнными родственниками.

Сначала надо разобраться в себе, понять, что теперь делать в этом совсем чужом для меня мире.

Хотя, что делать, мне плюс-минус понятно. Раз уж я и здесь оказался хоккеистом, то надо попытаться использовать это. Тем более что на дворе 1987 год, совсем скоро Советский Союз станет историей.

Здешнему мне всего семнадцать лет, а значит, что, когда поднимется железный занавес, я всё ещё буду молод и смогу уехать. Карьера в Европе, в какой-нибудь Швейцарии, или, чем чёрт не шутит, в НХЛ – это отличный вариант. Да и в России, наверное, тоже можно будет неплохо устроиться.

Только не в Нижнем Тагиле или Екатеринбурге, нет. Мне нужно перебираться в Москву или, на худой конец, в Казань, Магнитогорск или в Тольятти с Ярославлем. В девяностых клубы из этих городов окажутся на самом верху. И если я буду частью какой-то большой команды, то и спонсоры подтянутся.