Новое тысячелетие

Уланов Андрей Андреевич

Одинаково невысокие, узкоглазые, они смотрелись как братья.

— Опять буянишь, Василий? — сказал один из них, а второй укоризненно покачал головой.

— Нет, — гордо выпрямляясь, ответил бомж. — Я самов-выражаюсь!

— Вот и отлично! — пьяница был ухвачен двумя парами крепких рук. — Пойдем самовыражаться к нам! Заодно и протрезвеешь!

Нарушителя спокойствия повлекли к двери. Он сопротивлялся, но силы оказались неравны, и вскоре заунывное «Эх, дубинушка, ухнем…» стихло вдалеке.

Владимир повернулся к собеседнице. Та улыбнулась

ему, как ни в чем не бывало.

— Досадная помеха, — сказала она. — Впрочем, продолжим. Дело в том, что мы считаем, что пора переходить к более решительным шагам.

— Не понял? — искренне удивился Владимир. — Неужели того, что мы делаем сейчас, мало?

— Да, — она кивнула. — Мероприятия, проводимые вами, стандартны для любой террористической организации. Пора совершить нечто такое, что сразу выделит вас из общего ряда.

— Каким же образом? — изумление Владимира все росло. Он никак не мог понять, на что намекает связная. На использование химического или бактериологического оружия? Маловероятно. Тогда что?

Женщина улыбнулась вновь.

— Не гадайте, — сказала она почти весело. — Дело в том, что теперь нам по плечу то, что не по силам более никому! Нам удалось обмануть самую сильную охранную систему в мире!

— Не может быть! — сказал Владимир, ощущая, как пересохло горло, а мысли стали суматошными и путаными. — Если я правильно понял…

— Совершенно правильно, — это было сказано очень серьезно. — И если все получится, то мы с вами войдем в историю!

Когда Владимир вышел из метро, то с потемневшего небосвода начало накрапывать. В ожидании автобуса пришлось спрятаться под крышу остановки и слушать, как стучат по ней, стремясь добраться до земли, деловитые капельки.

Шурша колесами по мокрому асфальту, подошел автобус. Владимир машинально посмотрел на висящее рядом с остановкой расписание — водитель не опоздал ни на минуту.

В полупустом салоне приятно пахло кожей.

Когда Владимир вышел из автобуса, толстая сизая туча, похожая на великанскую подушку, уплывала на восток. Дождик закончился, оставив о себе память в виде блестящих капель на зеленой траве и небольших луж на асфальте.

Пройдя два квартала, Владимир свернул в подворотню. Миновал ее и направился под вывеску «Частная школа Игоря Пороховщикова: обучение искусствам». Массивная дверь бесшумно распахнулась.

Он прошел мимо художественной мастерской, где сиротливо стояли мольберты. Прошел класс, отведенный для занятий музыкой. Сейчас в нем было тихо. Так же как в танцевальном зале и скульптурной мастерской.

Споткнувшись о неприятно высокий порожек, Владимир вступил в помещение библиотеки. Здесь его ждали. За круглым столом темного дерева сидели пятеро. При появлении нового человека разговоры смолкли, и воцарилась тишина. Слышно было, как ветер слегка шелестит занавеской.

— Добрый вечер, — сказал Владимир, подходя к столу. Папка с шуршанием легла на столешницу.

На вопросительный

взгляд отозвался плотный мужчина средних лет.

— Все в порядке, — сказал он, оглаживая стального цвета стрижку ежиком, в которой едва заметно серебрились нити седины. — Я проверил. Нас не подслушивают.

— Это хорошо, — сказал Владимир и сел. — Кто у нас сегодня собирал информацию?

— Я, — отозвался высокий юноша, такой худой, словно несколько лет прожил на хлебе и воде. — По последим данным — сто сорок погибших, более пятисот раненых.

— Как всегда, они занижают цифры, — задумчиво проговорил Владимир. — Что со звонком?

При этом вопросе все посмотрели на молодую женщину, единственную среди собравшихся мужчин.

— Все нормально, — торопливо сказала она. — О Российском национальном комитете вновь кричат по телевизору…

— Это хорошо, — Владимир кивнул. — Реклама еще никому не мешала…

На лицах сидящих обозначились довольные ухмылки.

На мгновение он замолчал, обвел взглядом соратников.

— Я виделся со связной, — слова выходили какими-то тяжелыми, словно их вырубили из камня.

— Что же сказали наши друзья с Брайтон-Бич? — спросил кто-то.

— Они довольны нами, — Владимир вздохнул, — но требуют большего…

— Чего же? — искренне удивился худой юноша.

— Дело в том, что, — он замолчал, — им удалось достать ядерную бомбу. Вскоре она будет доставлена в Москву.

Единый вздох удивления прокатился по помещению.

— Что? — худой не удержался, вскочил. — Нам не дадут этого сделать!

— Почему, Иван? — спокойно возразила женщина. — Никто не смог помешать арабам в две тысячи одиннадцатом взорвать Вашингтон! Чем мы хуже?

— Тогда не было СКС! — лицо Ивана корежила судорога, глаза сверкали.

— Стойте! — резко сказал Владимир, вскидывая руку. — Ты, Иван, сядь. Татьяна, молчи!

Гам стих. Иван опустился в кресло.

— Специальная Контрольная Служба сейчас не та, что сто лет назад, — медленно проговорил Владимир. — Они привыкли к тому, что никому даже в голову не приходит посягнуть на ядерное оружие! И уже то, что с одного из хранилищ в Северной Америке удалось похитить бомбу, говорит о том, сто Служба слаба! Груз уже в пути, и вопрос не в том, сумеем ли мы использовать его. Я уверен — сумеем! Вопрос в том, стоит ли нам это делать… Одно дело — уничтожить здание, а другое — разрушить половину огромного города!

— Ради нашего дела можно пойти на все! — резкий, скрипучий голос раздался из угла, и невольно все повернулись к его обладателю.

— Ты так думаешь, Игорь? — спросил Иван, нервно оглаживая подбородок.

— Да, — Игорь Пороховщиков, хозяин школы искусств, двинул рукой и инвалидная коляска, в которой он сидел, слегка переместилась. — Пусть сгинет этот город, в котором от русских и России осталась только память! Пусть он превратится в радиоактивный ад! Зато во всем мире вспомнят, что есть еще такой народ — русские! Я — за!