Новогодний P.S.
Шрифт:
Как бы ей хотелось сейчас обнять его, выплакать весь свой проклятый страх, услышать слова поддержки и заверение в том, что Алина непременно найдётся… Однако не станешь же рыдать и обниматься при посторонних.
— Ты позвонила маме? — спросил Белецкий. Она замотала головой.
— Пока нет. Она переволнуется, а пока ведь всё равно ничего не известно, мне нечего ей сказать.
— А если она сама увидит по телевизору или прочтёт в интернете?
— Новости мама не смотрит и не читает принципиально. Ты же знаешь её позицию… Да и с интернетом она на “вы”, редко-редко шарится там
Он молча кивнул, соглашаясь.
Вскоре поступил сигнал из ближайшего супермаркета: кассирша вспомнила о странноватой женщине с младенцем, которая заходила утром, но ничего не купила: просто некоторое время постояла у входа, не углубляясь в помещение магазина, поговорила по телефону, вызывая такси, а затем уехала.
— На камерах должно было что-то остаться. Может быть, даже номер машины удастся разглядеть… — подбодрил следователь, накидывая куртку и собираясь выезжать на место, чтобы проверить информацию.
— Скажите, а есть какая-то статистика… сколько пропавших обычно находится? — вдруг напряжённо спросил у него Белецкий. Тот пожал плечами.
— Вы знаете, по сравнению с регионами, в Москве у нас ещё по-божески. Ежедневно исчезает от пяти до десяти детей.
— Это — по-божески?
— Конечно. Поверьте, в провинции дела обстоят намного хуже. В столице же везде камеры понатыканы. И даже ночью город не спит. Так что… большая часть пропавших детей находится в первые же сутки.
— Живыми? — быстро спросил Белецкий. Следователь смущённо отвёл взгляд.
— А какие… какие мотивы в основном у похитителей? — безэмоционально поинтересовался Белецкий. Но Галинка знала, слышала по голосу, как нелегко ему даётся это видимое спокойствие.
— Не хочу вас пугать, но… извращенцев в мире хватает, — уклончиво ответил собеседник. — И психов тоже. Довольно часто детей крадут люди с психиатрическими диагнозами. Кукушка отъехала — захотелось именно этого ребёнка…
— А ещё? — не отставал Белецкий.
— Ну, ещё есть кражи для так называемой "мафии нищих", но к вам это вряд ли относится, — покачал головой следователь. — Обычно детей похищают из неблагополучных семей, и уж точно не "пасут" жертву так долго и целенаправленно, им по большому счёту всё равно, что за младенец — главное, перепродать его на чёрном рынке. Сами понимаете, судьба таких детей неутешительна: их накачивают наркотиками и психотропными веществами, чтобы они спали и не мешали взрослым работать, выпрашивая милостыню. Как правило, дольше двух месяцев эти младенцы не живут… — и тут же, заметив, как округлились в ужасе Галинкины глаза, поспешно добавил:
— Но, повторюсь, к вашему случаю это едва ли относится. Слишком уж сложная многоходовочка.
— А если… ради выкупа? — хрипло спросила Галинка.
— Не исключено, — он пожал плечами. — Но тогда похитители сами должны связаться с вами в самое ближайшее время и озвучить свои условия.
Перед уходом следователь вдруг вспомнил ещё об одном важном деле.
— Не могли бы вы дать мне что-нибудь из одежды вашей дочери, — обратился он к Галинке. — Только не чистое
Галинка поднялась со стула и на деревянных, негнущихся ногах отправилась в спальню. Ей было страшно входить туда. Увидеть пустую кроватку и яркие погремушки…
На бортике кровати висела пижамка, в которой Алина спала ночью. Перед прогулкой Галинка переодела дочь, а пижаму забыла закинуть в стирку. Сжав в ладонях два маленьких кусочка ткани с весёлыми мордочками мишек, утят и слоников по жёлтому фону, Галинка закрыла глаза и ощутила явственный запах своей малышки — сладкий, нежный, самый лучший в мире аромат… Пахло молоком, и ванилью, и детским кремом, и счастьем…
Слёзы хлынули из глаз потоком. "Я не мать, а чудовище… — думала она, лихорадочно хватая ртом воздух. Беззвучные рыдания буквально душили её, не давая вдохнуть. — Я просто тварь. Так уж мне хотелось поскорее выйти на работу, чтобы снять с себя материнские обязанности…"
Такой — тихо, безутешно, отчаянно рыдающей — Белецкий и застал её спустя несколько минут в спальне, когда отправился проверить, куда она запропастилась. Молча разжал пальцы жены, забирая из её рук детскую пижамку, и ушёл отдавать одежду терпеливо ожидающему следователю…
А затем она услышала, что он возвращается в спальню. Почувствовала, как его ладони знакомо ложатся на её плечи, притягивают ближе… Муж развернул её к себе лицом, и Галинка, наконец-то, решилась взглянуть ему в глаза. Белецкий выглядел постаревшим лет на десять. Обычно синие глаза сейчас казались серыми, потухшими.
— Саша, прости меня, — прорыдала она. — Прости, прости, я сама не понимаю, как это могло случиться, я правда не предполагала, что…
— Галя, перестань. Успокойся, — произнёс он напряжённым, незнакомым голосом. — Не надо себя винить. Мы обязательно её найдём. Я верю.
Галя… он никогда не называл её Галей. Только "Галюша" или "маленькая моя". Она сжалась и оцепенела от осознания собственного ничтожества. Должно быть, он хочет её убить за то, что она не уберегла их ребёнка… да она и сама хотела себя убить.
Ася
Она начала действовать, ещё не успев доехать до места.
Диму отправила домой с продуктами, а сама вызвала такси. Пока машина везла её по не слишком-то заснеженным улицам предноговоднего города, Ася открыла интернет и изучила практически всё, что было опубликовано о похищенной дочери Белецкого к этому часу.
Разнообразие информации поражало своей бестолковостью. Очевидно, почти никто не знал конкретных, достоверных деталей случившегося и додумывал, кто во что горазд, щедро разбавляя статьи с нарочито кричащими заголовками “водой” о личной и творческой жизни Белецкого, особенно — о количестве его женщин. В комменариях же к этим статьям и вовсе творились содом и гоморра…*
Ася успела сделать несколько важных звонков, отправить пару мейлов нужным людям и набросать черновик для собственного блога, когда, наконец, таксист доставил её к дому Белецкого.