Новогодняя Полька
Шрифт:
— На…
Он протянул мне не букет, а пакет. Будто заранее знал исход поездки на дачу, поэтому не распаковал покупку. Еще холодный — из холодильника и зимы. В машине печку не включал. Горел изнутри, видимо.
Я спрятала руки за спиной.
— Поль, ну хватит. Я не сожру это один и у тебя дома нечего жрать… Приготовь, поужинаем вместе, и я свалю.
Глаза в глаза, но руки в боки.
— Гай, это наглость.
— Полина, я психанул. Извини.
Заставить мужика попросить прощения первым — это достижение, Полька, новогоднее чудо.
— Мы
— Ничего мы не решали. Мы ругались. Но я же сказал, что не сдамся без бою. Отойди, я сам отнесу стейк на кухню.
— Иначе зашибешь? — не двинулась я с места.
— Иначе отнесу вас обоих. Идиотка!
Он сгреб меня локтями — а как иначе: в одной руке пакет, в другой — букет. Но локти у него острые и стальные — протаранил меня пару метров, прежде чем сумел этот локоть подсунуть мне под задницу.
— Гай, потолки низкие…
— Не бойся, моя башка всегда следит за высотой потолков.
Он не отпустил меня: я продолжила висеть, прижатая к ремню, на волоске от смерти моей решимости выставить незваного гостя вон.
— Дверь открыта… — начала завуалированно головой показывать ему на дверь.
Пальцы заняты — они вцепились в свитер на его плечах.
— Боишься? Ты же не одна. Я тебя без боя не отдам.
— Кому?
— Твоему одиночеству. Если бы ты на мужика хотя бы меня меняла… Ведьма, ведьма… Дура ты, а не ведьма. Голодать, когда такой стейк есть…
— И кочан вместо головы, твоей! — тронула я с ожесточением теперь уже его волосы, минуя уши.
Пожалела, а зря, надо было хорошенько отодрать наглеца.
— На рыцарских турнирах рыцари, чтобы завоевать благосклонной прекрасной дамы, кромсами нанизанные на колья кочаны капусты. Кто тоньше срежет верхушку на полном скаку, того и дама…
— Какую люстру тебе снести? — рассмеялся Гай.
— Мною, ты хотел сказать?
— Я сказал, что голодный… Бабу первого января найти легко, как и в любой другой день, а вот в ресторанах лучше не жрать…
Он опустил меня на пол в тапках — это мой дом, мои тапочки плотно сидят на моих ножках. Гай сделал вторую попытку всучить мне пакет с продуктами — на сей раз удачную.
— В холодильник не убирай. Я реально голодный.
— Нужно было позавтракать, — водрузила я пакет на крохотный пятачок между плитой и электрочайником.
— Не нужно было жрать без меня!
Глазами он жрал меня, но руками больше не трогал. Решил их сначала освободить — протянул мне розы.
— Что с тобой сделал снег и морозы? — переделала я старый-старый шлягер на новый лад.
— Сказку рассказали: тепло ли тебе, молодец, тепло ли тебе, миленький… Я не девка, у меня силы воли нет — я пожаловался. Холодно, очень. И одиноко. Очень. Полина, не делай обо мне поспешных выводов. Я вообще тебя с дочерью не собирался знакомить, но раз ты нос куда не следует суешь, я решил, что и язык не стоит держать за зубами. Так даже лучше, что ты все знаешь. Потом ты бы еще меня во вранье обвинила.
— Когда потом?
— Когда б привязалась ко мне.
— Привязываются только собаки, а я не сучка.
—
— И зачем тогда дал мне уехать с дачи?
— Потому что ты этого хотела.
— А я думала, просто еще не проголодался тогда…
Он не двинулся на меня — испугался букета в моих руках: от роз борода не спасет. А оставалось только сделать шаг — кухня крохотная, родители стены не раздвигали. Вот так и остались стоять в шаге друг от друга и от поцелуя. Он хотел меня поцеловать, и я… Ну что скрывать — тоже…
— Сколько запекается мясо?
— Долго, наверное… — смотрела я поверх букета таким же жадным взглядом. — Ты уйдешь?
— Когда? — Гай заметно вздрогнул: от вопроса, батареи в крошечной квартире шпарят мама не горюй!
— После ужина.
— Не оставишь до утра? Родителей-то нет и камер тоже нет, — добавил уже с усмешкой, живой, не холодной.
— Гай, я не кривила душой на даче. Я действительно подозреваю тебя в двуличии.
— Окей… Конечно, я думал про дочь. Я вообще-то отец. Но я еще и мужик тоже… Поэтому я думал о твоих сиськах, чтобы до подробностей не опускаться… — но взглядом он до них опустился, прикрытых лишь тонкими стебельками роз, дрожащих в моих пальцах.
— У меня кровать узкая, поэтому ночной вариант отпадает. Мясо будет в духовке час. Тебе хватит.
— Не хватит. Тебе еще капусту тушить… У тебя полуторка, да? — и добавляет, не дожидаясь моего ответа: — Поместимся.
Да кто ж сомневается? Если не на мне будет спать, то во мне… Двухярусная полуторка никому еще спать не мешала. Впрочем, он первый, кто окажется на моей. Так все будет? Вот так прямо — ты все решила, Полька? Ну, на эту ночь — да. А почему нет? Разве он мне посторонний? Я с ним уже спала!
— Гай, не делай вид, что ты меня не понял, — взялась я за край холодильника, чтобы привстать на цыпочки и достать пластмассовую вазу.
Гай опередил меня, поставил ее в раковину под кран.
— Повстречаемся с тобой месяц, потом переедешь ко мне. Такой план тебя устраивает?
— А если ты меня не устроишь? Если пломба вылетит от количества подаренных конфет?
— Отведу тебя к стоматологу. У меня хороший есть. Поль…
Руки свободны, у меня тоже — цветы в вазе, пусть ваза и осталась стоять в раковине. В моей квартире вообще невозможно на что-то найти место? А в моей жизни?
— Ну что? — говорю это так, словно спрашиваю, ну чего ты меня до сих пор не поцеловал, дурак?
А потому что поцелуи мешают говорить. И наоборот — личные лишние разговоры мешают целоваться.
— Не отшивай меня заранее. Ну да… Они — мать и пани Оксана — ждут, когда я найду девушку. Но и я этого жду, чего странного? Чего в этом странного? У нас троих просто совпали желания…
А у нас совпали линии на руках — линии жизни. Ладони встретились и прилипли друг к другу, но пальцы не спешили сплетаться. Ждали отмашки — от языка, которому хватит уже касаться зубов и неба, пора бы уже тронуть своего визави…