Новогодняя жена
Шрифт:
— Придумала! А давайте вы научите нас с Анахель печь имбирные пряники? Мы помогать будем.
У Жобера снова дернулся кадык, но умоляющий взгляд Анахель разил наповал.
— Пожа-алуйста, — добила девчонка.
— Мы будем на подхвате. Например, польем фигурки глазурью или взобьем яйца? — я предложила с энтузиазмом.
— Неть! Жоберь самь зобьеть! Ладно. Да. Да. Научить Жоберь. Но сначала убрать. Кошмарик убрать!
— Уберем кошмарик. Не проблема, правда, Анахель?
— Мне убирать? — возмутилась девочка, но вместо ответа я показала
Сначала девочка, брезгливо сморщив нос, следила, как я помогаю Жоберу с уборкой на кухне. Потом я нарочито кинула ей пару легких просьб: подай чашку или передвинь стул. Вскоре девочка не заметила, как сама влилась и мы, распивая новогодние песни, вовсю драили Жоберову кухню. Что поразительно, я пела песню: «В лесу родилась елочка», а получалось совсем другое:
Мороз блестел снежинками,
Пурга всю ночь мела.
Пришло Необъяснимое
И вьюга замерла.
Хрустит снежок под ножками,
Румянец на щеках.
Хвала Необъяснимому,
Храни его Кардах.
Наутро под кроваткою
В оберточке цветной
Лежат вкусняшки разные
И мишка заводной.
Понятия не имею, кто такой Кардах и почему он должен хранить Необъяснимое, но песня получилась очень праздничной, а дело с печеньем спорилось. Скоро на аромат пряной выпечки прибежали слуги, среди которых Доротея и даже Альберт. Правда, мелькнув усами, он поспешил ретироваться. Ну как же, негоже показывать интерес к таким бытовым вещам, как вкусняшки!
— Альберт! — остановила дворецкого. — Альберт, идите сюда. Нарисуйте на прянике что-нибудь. Я попросила сделать его специально для вас. Альберт Эйнштейн — знаменитый на весь мир физик.
— Айнштайн, — задумался Жобер. — Не знать такой физикь.
Я отмахнулась, придвигая дворецкому пряник и протягивая рожок с глазурью.
— Давайте! Раскройте свои скрытые таланты! Проявите себя! Отожгите как следует.
— Не надо жечь! — вскрикнул Жобер. — Рисовать, только рисовать!
Альберт нерешительно сжал рожок и посмотрел на пряник.
— У вас получится! Смелее, — с улыбкой произнесла Доротея, и мужчина решился-таки.
Ну, скажем так, некоторым не стоит отжигать… Некоторым просто не суждено быть художником. Не каждому же родиться Айвазовским! Кому-то и сантехником нужно быть, и обслугой работать, и…
В общем, мы с Анахель смотрели на художество дворецкого и искренне пожалели пряник, которому оно досталось.
— Ну, как? — с надеждой поинтересовался Альберт, сжимая ладошкой рожок с кремом.
— Эта закорючка очень даже… — я задумалась, пытаясь подобрать подходящее слово, но как-то не подбиралось.
— Очень, да, — согласилась Анахель, сдавливая смешок.
— Глупая затея!
А вот Альберт, оказывается, далеко не глупый. Он положил рожок, сделал вид, будто его вовсе не занимают господские забавы и хотел уйти, но мы его вернули, задобрили, угостили ароматвейном
— А давайте мы папе отнесем? — у Анахель даже глаза светились, когда она это предложила. Оказалось, такое простое развлечение как совместная готовка для девочки, что американские горки мальчишке из глухого села. Столько восторга! — Он в жизни не поверит, что я помогала печь!
— Отличная идея, — похвалила я, и мы отправились выбирать самую красивую тарелку.
Через пятнадцать минут мы устроились за столиком в центральном холле, ожидая, что рано или поздно Арман освободится и обязательно проскользнет мимо. Тут мы его и поймаем.
— Помнишь, как ты меня встретила? Давай выскочим с криками: «сюрприз?», — я рассмеялась, вспомнив свои эмоции в первые несколько часов после попаданства. Да до сих пор не верится, но тогда вообще был полнейший шок.
Анахель рассмеялась и, откусив пряник из своей тарелочки, тряхнула кудрявыми локонами:
— Папа такое не одобряет. Он не любит, когда я смеюсь или устраиваю каверзы.
— Почему?
Анахель пожала плечами и отвела взгляд. Наверняка, сама себе этот вопрос задает, но ни за что не признается. Срочно возвращаем веселое настроение!
— А давай споем, пока ждем? Тебе же понравилась праздничная песня.
Девочка обернулась и, убедившись, что поблизости никого, тихонечко запела. Певица из меня как из бегемота балерина, но отсутствие слуха я компенсировала громкостью и старательностью, так что дуэт у нас получился что надо. Не знаю, стал ли Арман несчастным слушателем нашего душевного песнопения, потому что, только заметив графа, еще на самом верху лестницы, Анахель подскочила с восторженными криками:
— Папа! Папа!
Джейда, спускавшаяся рядом с его сиятельством, глянула на Анахель взглядом голодной волчицы. Злым таким, до костей пробирающим взглядом!
— Ваше сиятельство, — поправилась девочка и подошла к отцу с тарелкой, на которой горкой лежали самые лучшие наши пряники. За такие мне даже не стыдно было. Ну, правда, хорошие. К четвертой партии у нас, наконец, стало получаться и весьма недурно!
— Смотрите, что я испек…
— Потом, — отмахнулся граф. Он стремительно пролетел мимо дочери и что-то прошептал Джейде. Она понимающе кивнула и не сдержала саркастический смешок. Нарочито громкий. Прямо издевающийся, как плевок!
На глаза Анахель набежали слезы.
— Папа! — позвала она вслед, но уже тихим, сломавшимся голосом. Сердце ледяного истукана не дрогнуло.
— Я сказал — не сейчас, Анахель!
Даже не обернулся ведь, козел!
Звон бьющегося стекла заставил вздрогнуть. Девочка швырнула тарелку с пряниками на пол и, утерев рукавом слезы, умчалась наверх по лестнице.
22. Взрослые переживания маленькой девочки
Граф и его спутница соизволили-таки остановиться, переглянулись, с осуждением посмотрели в мою сторону и… Потопали дальше!!!