Новости любви
Шрифт:
– Что изменилось? Я не понимаю. Он слегка улыбается.
– Она снова вернулась на работу. В архитектурное бюро, принадлежащее ее брату. Я был рад этому, потому что у нее появилось что-то, чем она могла себя занять. Чем-то заинтересоваться, что-то полюбить… – Ави смотрит в окно. – Там она и встретилась с ним…
– С кем?
– С одним своим старым другом. Она знала его еще девочкой, когда только приехала сюда. Я верю ей, когда она говорит, что между ними ничего нет, и я понимаю, что ей хочется попробовать начать новую жизнь с кем-то, кому
Не слишком ли много для такой хрупкой женщины? Совершенно ясно, что он просто стремился ее оправдать. Если женщину считают хрупкой и ранимой, а потом вдруг узнают, что у нее есть любовник, то говорят приблизительно следующее: «Бедняжка маленькая Рут! Ави всю жизнь бегал на сторону, пока и ей не попался кто-то, кто хочет о ней заботиться и действительно любит ее…» Совсем другое дело, когда женщина считается независимой и сильной. Если узнают, что у нее есть любовник, то говорят совершенно противоположное: «Ах эта неблагодарная шлюха Мэгги! После всего того, что сделал для нее Эрик, она спуталась с презренным гоем. Да она гроша ломаного не стоит, и будет очень хорошо, если он вышвырнет ее вон…»
Словом, если честно, все дело в том, с какой стороны взглянуть на эту ситуацию. Но уж, во всяком случае, она не кажется мне странной. Когда Ави рассказывает мне о Рут, меня обуревают сложные чувства, я вспоминаю о своем недавнем опыте. Какая тут к черту независимость!..
Было утро. Мы сидели в машине и оба молчали. Я размышляла о том, что еще неизвестно, поехал бы он провожать меня в отель в тот день, когда мы встретились на аэродроме у цинкового гроба, если бы у него с Рут все сложилось немного иначе… Да какая, в конце концов, разница, что могло быть и чего не могло быть! Первый раз в жизни я изо всех сил старалась не создавать себе искусственных препятствий. Я так хотела быть счастливой.
Я нежно прикоснулась к его щеке.
– Ну и?.. – тихо спросил он, поймав мою руку.
– Ну и?.. – повторила я, затаив дыхание. – Ну и что же ты хочешь теперь?
– Я хочу тебя, – сказал он и потянулся, чтобы обнять меня.
– Я от вас без ума, Ави Герцог! – воскликнула я, пряча лицо у него на груди.
– Должен вам заметить, Саммерс, – прошептал он, – вы понятия не имеете, что значит быть без ума от любви…
Родительница принимается снимать ворсинки с моею черно-серого покрывала и качает головой.
– В начале нашего супружества твой отец приходил ко мне каждую ночь… – Она делает паузу, чтобы увидеть мою реакцию. – Твой отец… – Она снова умолкает. На этот раз, чтобы подобрать благопристойное выражение. – Он был сильным мужчиной, ты понимаешь меня?
Мэгги Саммерс давно не девочка. Ей уже знакомы безумные страсти. Ей также известны отчаяние и разочарования. Кое-что знает она и об этих ночных визитах сильных мужчин, которые могут действительно
– Ты знаешь, что я вовсе не ханжа, – говорит родительница. – Однако есть вещи, которых я бы никогда не стала делать. Понимаешь, о чем я? О том, чем занимаются только проститутки и извращенки…
Нет никаких сомнений, что Мэгги занималась с Ави именно этим. Если бы родительница только могла об этом помыслить!.. Как бы там ни было, представить себе, как возбужденный член родителя проникает в родительницу, – такое даже Мэгги не под силу.
В глазах родительницы сквозит печаль. Она пытается объяснить, почему родитель никогда не хотел иметь детей.
– Ему казалось, что они будут мешать его карьере, – говорит она. – Что он не сможет путешествовать и развлекаться. Поэтому я даже и не думала о том, чтобы обзавестись детьми. Однако в один прекрасный день обнаружила, что беременна Кларой. Я была счастлива. Кроме того, я носила ребенка от мужчины, которого любила. В те времена, как ты знаешь, контроль над рождаемостью был довольно сложным делом, а я отказывалась делать эти вещи – ну, которые делают проститутки и извращенки, – а твой отец был очень настойчив…
Что-что, а эти штуки мне хорошо знакомы. Однако сейчас меня интересует совсем другое.
– А он любил Клару, когда она родилась? – спрашиваю я.
– Я думаю, он полюбил ее, когда она стала постарше и с ней можно стало общаться.
– А меня, мама, он любил, когда я родилась? У нее на глазах появляются слезы.
– Когда я забеременела во второй раз, он пришел в ярость. Но что я могла с этим поделать?
– Ты меня хотела?
– Мне кажется, – честно отвечает она, – единственное, чего мне тогда хотелось, – это чтобы твой отец перестал злиться. Чтобы не был таким далеким. Я чувствовала себя слишком одинокой.
Я понимаю ее. Родительница находилась в страхе и смущении все девять месяцев, пока носила меня. Однако внутри родителя я находилась гораздо дольше, хотя он даже не почувствовал, что я вышла из него. Именно так я это понимаю. Родитель понятия не имел о том, что я нахожусь внутри него, а родительница, зная об этом с самого начала, чувствовала себя при этом одинокой. Хорошенькое начало.
– А теперь? – тихо спрашиваю я.
– А теперь мне ничего не остается, как просто надеяться, что он меня не бросит.
– Но, если он это сделает, бросит, что тогда?
– Я попытаюсь опять… – говорит она и встает.
– Попытаешься что, мама? – спрашиваю я, провожая ее до двери.
Она оборачивается.
– Куда ты собираешься сейчас? – спрашивает она, пропуская мимо ушей мой вопрос.
– Мы с Куинси договорились встретиться в Русской чайной. Давай вместе поедем в такси? – предлагаю я.
Она надевает шубу.
– Хорошо.
Я надеваю пальто, отороченное енотом, и хочу ее обнять. Но она отстраняет меня.