Новости любви
Шрифт:
Я снова отодвигаюсь.
– Она будет с минуты на минуту.
– Я был бы счастлив продолжать с тобой работать, – сердечно говорит Эллиот. – Меня назначили исполнительным продюсером телешоу. Я вложил в него всю душу.
– Я не знала об этом, – говорю я с искренней радостью. – Поздравляю, Эллиот.
– Между прочим, я придумал это телешоу однажды ночью от нечего делать… – сообщает он, многозначительно подмигивая мне.
Тем временем Грэйсон пускается в пространные и нудные разглагольствования об ужасных финансовых проблемах, в которых ныне погрязли новости Ай-би-эн.
– А как поживает Франс? – спрашиваю я, не обращая внимания на монолог Грэйсона.
– Что ей сделается.
– Как хорошо. Я так рада за нее, – говорю я, и это, конечно, чистая ложь, поскольку Франс Джеймс – самая омерзительная из всех телевизионных агентов. Никому и в голову не придет за нее радоваться, разве что она провалится сквозь землю.
– Ей только на рынке торговать, – вставляет Грэйсон. – У нее зимой снега не выпросишь. Один парень хотел кое-чем у нее разжиться, да только зря старался. Пусть эти маленькие ублюдки, считает она, прикармливаются где-нибудь в другом месте.
Грэйсон хохочет, а Эллиот густо краснеет и опрокидывает залпом стопку водки, графинчик с которой стоит в специальной серебряной посудине, заполненной льдом. Я с содроганием смотрю, как он пьет. Жаль, что я не могу ему ничем помочь, хотя и была бы, может быть, совсем не прочь. Однако это уже пройденный этап, я больше не позволяю себе слишком уж горячо сочувствовать этим приятным, чувствительным и несчастным мужчинам, которые к тому же еще и немножко женаты. Я больше не берусь зализывать раны, которые годами наносили им их же собственные супружницы. Это не только глупо, но еще и совершенно бесполезно.
– Но это еще не все, – продолжает Грэйсон со смехом. – Однажды она и наш старина Эл мчались на своем роскошном «линкольне». И вдруг она углядела где-то на обочине несколько пустых бутылок. И что же вы думаете?.. – Он делает паузу, вытирая выступившие от смеха слезы. – Она заставила старину Эла остановить машину, вылезти и забрать эти бутылки. Она и их пустит в оборот. Так, старина Эл? – И он хлопает беднягу Эллиота по спине.
Эллиот старается не подать виду, что смущен до глубины души. Правда, это у него не слишком хорошо получается. Он слегка передергивает плечами, словно от боли, и рассматривает свои ладони. Когда я смотрю на него – такого жалкого и несчастного, то чувствую ту же боль, что и он. Мне хорошо известны все эти дела с пустыми бутылками и со снегом зимой. Мне также доводилось наблюдать отвратительные сцены, которые закатывала его супружница во время роскошных ужинов и которые приводили гостей в состояние, близкое к шоку. Именно поэтому я однажды не выдержала и самоотверженно вызвалась его утешить.
К тому моменту я уже три года работала у Эллиота ведущей криминальных новостей. Он был исполнительным продюсером Ай-би-эн. Мне всегда доставляло большое удовольствие наблюдать, как он неспешно входит поутру в отдел новостей. В одной руке у него была теннисная ракетка, а другую он поднимал, приветствуя меня. Эллиот никогда не забывал похвалить меня, если какой-нибудь репортаж мне особенно удавался, или покритиковать, если что-то можно было сделать лучше. Впрочем, независимо от того, каким получался очередной выпуск, он обязательно преподносил мне желтую розу – это случалось после того, как нам приходилось потрудиться сверхурочно, чтобы доделать материал, хотя остальные сотрудники уже расходились по домам.
Я тогда могла сойтись с кем угодно. Был такой период в моей жизни. Я только что переехала в собственную квартиру на Гринвич Вилледж. Я развелась с Эриком Орнстайном и порвала с Брайном Флагерти, но по-прежнему чувствовала непрекращающуюся боль в душе. Надо сказать, это довольно обычная вещь, когда в жизни одинокой
Во время одного из таких утренних «совещаний», перед тем, как включиться в обычную нашу работу, Эллиот задумчиво цедил свой кофе, а потом принялся рассказывать, как они с женой отдыхали в одну из зим в Вермонте, и однажды в дороге их автомобиль сорвался с высокой насыпи. Он посматривал на меня из-за своей кофейной чашки и описывал тот ужас, который он испытал, когда, придя в себя после удара, увидел, что переднее стекло разбито, а кресло рядом с ним пусто. Он не сразу сообразил, что случилось. Только когда выкарабкался из машины, обнаружил, что Франс лежит, уткнувшись в мерзлую землю. Она лежала в лужице крови, и все лицо у нее было изранено. Эллиот во всем винил себя и жалел, что не оказался на ее месте. Он плакал, кричал и хотел умереть из-за того, что попал в эту аварию. Он не понимал самого простого: это был несчастный случай, и ничего больше.
Эллиот откинулся на стуле и, сцепив руки на затылке, вспоминал о том, как врачи сообщили ему, что его нога, сломанная в трех местах, рано или поздно срастется, а вот его жене придется делать пластическую операцию, чтобы хотя бы отчасти исправить увечья.
Она перенесла целых шесть операций, которые ей делали на протяжении двух лет. Усилиями лучших хирургов-косметологов, собранных со всей страны, на лице Франс осталось лишь несколько почти незаметных шрамов. С носом все было в полном порядке, но один глаз стал немного косить. Врачи говорили, что глаз вообще чудом остался цел, она могла потерять его вовсе…
Тут Эллиот прервал свой рассказ, закрыл лицо руками и некоторое время сидел неподвижно.
– Ужасная ирония судьбы в том, – сказал он наконец, – что за несколько секунд до этой аварии Франс сообщила, что хочет со мной развестись. Я был потрясен ее словами. Автомобиль вылетел за ограждение и несколько метров летел с насыпи вниз…
Собственно, к этой истории и добавить нечего. Все было совершенно ясно. Он остался с Франс (или она осталась с ним) и продолжал сносить все, что она на него обрушивала. Я думала об этой истории весь день до самого вечера и пришла к выводу, что он еще большая жертва обстоятельств, чем я. И в этом для меня заключалась вся его сексапильность. Этого для меня было вполне достаточно. Таким образом, в тот же день, когда нам, как обычно, пришлось поработать сверхурочно в студии, у меня уже было готово решение. У меня не было абсолютно никаких колебаний соглашаться или не соглашаться, когда он взял меня за руку и застенчиво предложил:
– Как ты насчет того, чтобы вместе перекусить где-нибудь около твоего дома?
– Почему бы и нет, – ответила я.
Все неясности между нами исчезли в тот самый момент, когда он в ресторане снова взял меня за руку и смущенно спросил, существует ли в принципе возможность того, чтобы после грибного супа и оладьев с сыром у нас состоялось половое сношение. Да, да, именно так он это и сформулировал: половое сношение. Именно потому, что он таким образом это сформулировал, я и оказалась с ним в постели, пытаясь реализовать эту потенциальную возможность.