Новые мелодии печальных оркестров (сборник)

Фицджеральд Фрэнсис Скотт

– Пожалуйста, я хотела бы немедленно поговорить с мистером Эбботом.

– Вы… вы не сможете с ним поговорить. Он уехал.

Пауза. Женский голос произнес недоверчиво:

– Ничего он не уехал.

Дайана крепче обхватила телефонную трубку.

– Я знаю, кто у телефона. – В голосе прорезалась истерическая нота. – Мне нужен мистер Эббот. Если вы говорите неправду и он дознается, вам это даром не пройдет.

– Уйметесь вы или нет?

– Если он уехал, то куда?

– Я не знаю.

– Если он через полчаса не будет у меня, я пойму, что вы врали, и тогда…

Дайана

положила трубку и снова упала на постель, слишком уставшая от жизни, чтобы о чем-то думать или заботиться. На лужайке играл оркестр, и ветерок нес в комнату слова:

Эй, не с ума ль ты взаправду сошел? Не дури Милашку Джелли-Ролл!

Дайана прислушалась. Негры пели громко, неистово; сама жизнь чувствовалась в этом пении, таком резком и неблагозвучном. Какой ужасно беспомощной представилась себе Дайана! Чего стоил ее призрачный, нелепый призыв в сравнении с варварской настойчивостью желаний этой другой девушки.

Будь со мной нежен, живи со мной в мире: Запаслась я калибром сорок четыре.

Тональность музыки понизилась до необычного, угрожающего минора. Она что-то напомнила Дайане – какое-то детское настроение, и атмосфера вокруг словно бы полностью переменилась. Это не было воспоминание о чем-то определенном, а скорее пробежавший по всему телу ток или колыхнувшая его волна.

Дайана внезапно вскочила на ноги и принялась шарить в темноте, разыскивая туфли. В голове барабанной дробью отдавалась песня, зубы резко сомкнулись. В руках налились и заиграли тугие мускулы, натренированные за гольфом.

Ворвавшись в холл, она распахнула дверь в комнату отца, осторожно прикрыла ее за собой и приблизилась к письменному столу. Нужный предмет лежал в верхнем ящике, сверкая черным блеском среди бледных анемичных воротничков. Она сжала рукоятку, уверенно вытянула обойму. Там было пять зарядов.

У себя Дайана позвонила в гараж.

– Подайте мой родстер к боковой двери прямо сейчас!

Поспешно, под треск рвущихся застежек, выпутавшись из вечернего платья, она оставила его лежать легкой кучкой на полу и взамен натянула на себя свитер для игры в гольф, клетчатую спортивную юбку и старый, синий с белым блейзер, ворот которого скрепила алмазной пряжкой. Темные волосы прикрыла шотландским беретом и, перед тем как выйти, мельком взглянула в зеркало.

– Давай, Даймонд Дик! – громко шепнула она.

Резко выдохнув, она сунула пистолет в карман блейзера и стремительно вышла за порог.

Даймонд Дик! Это имя бросилось однажды ей в глаза на обложке «желтого» журнала, символизируя ее ребяческий бунт против беззубого существования. Даймонд Дик жил тылом к стене, по собственным законам, судя обо всем по-своему. Если правосудие медлило, он вспрыгивал в седло и скакал в предгорья, потому что, руководствуясь безошибочным инстинктом, был выше и правее закона. Дайане он представлялся божеством, всемогущим и беспредельно справедливым. И заповедь, которую он соблюдал на этих дешевых, убого

написанных страницах, состояла прежде всего в том, чтобы защитить свои владения.

Через полтора часа после отъезда из Гринича, Дайана затормозила перед рестораном «Мон-Миель». Театры уже извергали из себя на тротуары Бродвея толпы зрителей, и полдюжины пар в вечерних платьях проводили Дайану любопытными взглядами, когда она проскользнула в дверь. Внутри она сразу обратилась к метрдотелю.

– Вы знаете такую девушку, Элейн Расселл?

– Да, мисс Дики. Она у нас частый гость.

– А не скажете ли, где она живет?

Метрдотель задумался.

– Узнайте, – потребовала Дайана. – Я спешу.

Метрдотель склонил голову. Дайана бывала здесь много раз, с разными спутниками. Прежде она никогда не обременяла его просьбами.

Метрдотель быстро обшаривал взглядом зал.

– Присаживайтесь, – предложил он.

– Не нужно. Лучше поторопитесь.

Метрдотель пересек залу и что-то зашептал мужчине за одним из столиков. Вскоре он вернулся с адресом, это была квартира на 49-й улице.

В машине Дайана поглядела на наручные часы: приближалась полночь, самое подходящее время. Ее завораживало ожидание отчаянных, опасных приключений, от всего вокруг – светящихся вывесок, несущихся мимо такси, звезд в вышине – исходило ощущение романтики. Может быть, из сотни прохожих ей одной предстояло пережить в эту ночь подобную авантюру – первую со времен войны.

Лихо свернув на 49-ю Восточную улицу, она принялась рассматривать дома по обе стороны. Вот и нужный: с вывеской «Элксон», с широким входом, откуда неприветливо струился желтый свет. В вестибюле чернокожий юноша-лифтер спросил ее имя.

– Скажите ей, с киностудии прислали пакет.

Лифтер с шумом включил панель вызова.

– Мисс Расселл? Тут пришла леди, говорит, у нее пакет с киностудии.

Пауза.

– Так она говорит… Хорошо. – Он обернулся к Дайане. – Она не ждала никакого пакета, но отнести можно. – Оглядев ее, лифтер вдруг нахмурился. – Да у вас и нет пакета.

Ничего не ответив, Дайана вошла в кабину, лифтер шагнул за ней, со сводящей с ума неторопливостью закрыл дверь…

– Первая дверь направо.

Дайана подождала, пока лифт стал спускаться, потом постучала. Ее пальцы крепко обхватили пистолет в кармане блейзера.

Стремительные шаги, смех; дверь распахнулась, и Дайана поспешила войти.

Квартирка была маленькая: спальня, ванная, кухонька в розовых и белых тонах, пропитавшаяся ароматами недельной готовки. Дверь открыла сама Элейн Расселл. Она была одета на выход, через руку перекинута зеленая вечерняя накидка. Чарли Эббот лежал в единственном мягком кресле и потягивал коктейль.

– Что такое? – вскрикнула Элейн.

Резким движением Дайана захлопнула за собой дверь; Элейн, разинув рот, отступила назад.

– Добрый вечер, – холодно поздоровалась Дайана. Тут у нее в голове всплыла фраза из забытого бульварного романа. – Надеюсь, я вам не помешала.

– Что вам нужно? Как только у вас хватило наглости сюда явиться!

Чарли, не говоря ни слова, со стуком поставил стакан на подлокотник кресла. Девушки смотрели друг на друга не мигая.