Новые Миры Айзека Азимова. Том 2

Азимов Айзек

— Сказание о Гильгамеше открыто говорит об этом.

— Большую часть сказания о Гильгамеше уничтожили вместе с библиотекой Ашурбанипала за шестнадцать веков по земному стилю до моего сотворения.

— Об этом же свидетельствуют кое-какие характерные особенности Великой пирамиды и узора, выложенного драгоценными камнями в Тадж-Махале…

— Которые столь неясны, что ни единому человеку пока не удалось правильно расшифровать их.

— Если ты и дальше собираешься во всем возражать мне, — устало проговорил Гавриил, — то нам лучше оставить эту тему. Бесполезно обсуждать что-либо в таком ключе. Но как бы то ни было, именно тебеследовало

бы знать об этом. Ты ведь знаешь обо всем, что касается Земли.

— Да, если считаю нужным. Мне приходилось здесь многим заниматься, но я, признаться, даже не подозревал о том, что такое возможно — конец света и воскрешение мертвых, а потому и не исследовал эту проблему.

— А следовало бы о ней задуматься. Вся документация по этому вопросу находится в картотеках Совета Высших. Ты мог бы воспользоваться ею в любое время.

— Послушай, я же не мог отсюда отлучиться, настолько был занят. Ты ведь понятия не имеешь, как эффективна деятельность Врага на этой планете. Я сил своих не жалел, чтобы хоть как-то обуздать его, но при всех моих стараниях…

— Да, пожалуй. — Гавриил погладил рукой пролетающую мимо комету. — Ему, кажется, удалось добиться некоторого превосходства. Когда я пропускаю через себя взаимосвязанную реальную модель этого несчастного мирка, то замечаю, что это одна из тех организованных структур, где материя и энергия равнозначны.

— Так оно и есть, — подтвердил Этериил.

— А они играют с ним, с миром, где живут.

— Боюсь, что так.

— В таком случае разве сейчас не самое удобное время, чтобы покончить с материей?

— Уверяю тебя, я сумею все уладить. Их не погубят их ядерные бомбы.

— Не знаю, не знаю. Что ж… почему бы тебе, собственно, не позволить мне продолжить, Этериил? Назначенный момент приближается.

— Я бы хотел взглянуть на документы, относящиеся к делу, — упрямо сказал Этериил.

— Ну, если ты так настаиваешь…

На фоне абсолютной черноты пространства небесной тверди появились сверкающие символы, складывающиеся в четкую формулировку Акта, принятого Властью Высших. Этериил стал читать вслух:

— «Настоящим архангелу Гавриилу, серийный номер такой-то и такой-то (ну да ладно — и так ясно, что это о тебе), согласно распоряжению Совета предписывается приблизиться к планете, класс А, номер G 753990, в дальнейшем именуемой Земля, и 1 января 1957 года в 12.01 по местному времени…» — Он закончил читать и угрюмо замолчал.

— Доволен?

— Нет, но я бессилен что-либо сделать.

Гавриил улыбнулся. В космическом пространстве появилась труба, напоминающая формой земной музыкальный инструмент, но ее отполированные до блеска золотые бока простирались от Земли до самого Солнца. Труба приблизилась к прекрасным сверкающим губам Гавриила.

— Ты бы не мог немного повременить, чтобы я успел встретиться с Советом? — в отчаянии спросил Этериил.

— Что это даст тебе? Акт скрепил печатью сам Глава, а тебе хорошо известно, что любые акты, скрепленные печатью Главы, приняты окончательно и бесповоротно. А теперь, если не возражаешь, наступает условленный момент, и мне бы хотелось поскорее покончить с этим. У меня еще куча всяких дел, и намного более важных, чем это. Будь добр, посторонись немного! Благодарю.

Гавриил дунул, и всю Вселенную до самой дальней звезды заполнил совершенный по чистоте и тону нежный тонкий звук, ясный и прозрачный, как хрусталь. И пока раздавался

этот трубный звук, наступила краткая пауза хрупкого равновесия — столь же мимолетная, как миг, отделяющий прошлое от будущего; а затем свиток миров, коллапсируя, свернулся, и материя снова вернулась в тот первозданный хаос, из которого она однажды возникла по одному слову. Звезды и туманности исчезли, как исчезли космическая пыль, солнце, планеты, луна — все и вся обратилось в ничто, кроме самой Земли, которая, как и прежде, кружилась во Вселенной, но теперь уже в полном одиночестве.

Р. Е. Манн (известный всем, кто его знал, просто как Р. Е.), беспрепятственно пройдя в служебные помещения фабрики «Битсы Билликана», с неодобрением уставился на высокого человека, сосредоточенно склонившегося над грудой бумаг на письменном столе (он был излишне костляв, но благодаря аккуратным седым усам в нем еще чувствовалось былое изящество, хоть и немного поблекшее).

P. E. взглянул на свои наручные часы, которые все еще показывали 7.01 утра. Именно в это время они и остановились. Время, естественно, соответствовало Восточному поясу, если же считать по Гринвичу, то часы остановились в 12.01. Пристальный острый взгляд его темно-карих глаз над выступающими скулами встретился со взглядом сидевшего напротив человека.

Какое-то мгновение взор высокого человека оставался безучастным. Затем он проговорил:

— Что вам угодно?

— Гораций Дж. Билликан, полагаю? Владелец этого предприятия?

— Да.

— Я — Р. Е. Манн. Когда я наконец застал кого-то за работой, то не удержался, чтобы не остановиться и не зайти сюда. Разве вы не знаете, какой сегодня день?

— Сегодня?

— День воскрешения мертвых.

— Ах да. Конечно, знаю. Я слышал трубный глас. Такой действительно поднимет мертвых на ноги… Довольно неплохое звучание, как по-вашему? — Он хихикнул. — Он разбудил меня в семь утра, — продолжал он. — Я толкнул жену. Она, конечно, спала как убитая и не слышала трубы. Я всегда говорил ей, что она проспит все. «Седьмая труба, дорогая», — сказал я ей. Гортензия — так зовут мою жену — ответила «Хорошо» и снова заснула. Я принял ванну, побрился, оделся и пришел на работу.

— Но зачем?

— Почему бы и нет?

— Никто из ваших работников не пришел.

— Да уж, бедняги. Они впервые взяли себе выходной. Так что ничего удивительного. В конце концов, не каждый же день бывает конец света. Да и мне от этого, если честно, ничуть не хуже. По крайней мере у меня есть хотя бы возможность без помех навести порядок в своей личной корреспонденции. Телефон сегодня ни разу не звонил. — Он встал и подошел к окну. — А знаете, так даже намного лучше. Ни тебе слепящего солнца, ни снега. Зато какое мягкое приятное освещение, какое приятное тепло! Все так прекрасно упорядочено… А сейчас, если не возражаете, я весьма занят, так что прошу извинить меня…

Возгласом «Одну минутку, Горацио» его прервал чей-то грубый мощный голос, и в кабинет просунулся внушительный нос, за которым последовал и его обладатель — джентльмен, удивительно похожий на Билликана, только с несколько более резкими чертами лица. Джентльмен принял позу оскорбленного достоинства, эффектность которой ничуть не проигрывала от того, что он был совершенно наг.

— Позволь мне спросить, почему прекращена работа на «Битсах»?

Билликан побледнел.

— Боже мой, — произнес он, — это же отец. Откуда ты?