Новые миры

Шамраев Александр

Первые следы человеческой деятельности я встретил через два дня полёта. До этого мне попались семь опустевших уродливых храмов Бенедикта, которые я с особым удовлетворением полностью разрушил. И вот первая делянка возделанной земли. С большим трудом люди отвоёвывали у разросшегося леса бывшие пахотные земли, особенно меня поразили примитивные орудия труда - деревянные сохи и лопаты. Один металлический плуг, кустарного изготовления, был на пять деревушек, стальные топоры - на вес золота. А вот храмы лже бога были все разрушены, а самым страшным ругательством и проклятием были слова, - ' Чтоб тебя, эта солнцеликая тварь забрала в рабство'.

Представившись человеком, который разыскивает своих детей или родственников,

я получил возможность расспрашивать. На меня хоть и косились, но отвечали правдиво. Эти семьи, что осели здесь, перебрались сюда из центральных королевств, спасаясь от набегов степняков, которые охотились на живой товар и уводили людей в рабство на юг. От этих постоянных набегов срединные королевства очень страдали и люди старались забраться поглубже в леса или подальше на север. Даже мысли о том, что бы оказывать сопротивление, у них не возникало, не говоря уж о том, что бы самим организовывать нападения на степняков. На несколько дней я задержался в одном из хуторов и сделал это как раз вовремя. В гости пожаловал очередной отряд степных мародёров. Как они пробрались через засеки и ловчие ямы, было не понятно, не иначе не обошлось без предательства.

Мне удалось установить, что несколько месяцев назад к ним для обмена товаром прибыли селяне из Дальнего Кута. Вот их-то и провели через все защитные сооружения и ещё похвастались, что не зная тайной тропы, через них не пройти. И вот сегодня подобная беспечность им аукнулась. Осталось только выяснить, было ли это добровольное предательство, или дорогу степняки вызнали в результате пыток.

Пять всадников на низкорослых лошадях, на которых поселяне смотрели с завистью, появились в хуторе в полдень. Никого и ничего не боясь, они по-хозяйски въехали в открытые ворота и остановились перед домом. Вели они себя уверенно, и видно было, что процесс грабежа у них отработан. Пока двое сгоняли всех жителей во двор, трое внимательно обшаривали дом и все постройки, попутно выгоняя из клетей тех, кто пытался спрятаться. Семья, проживающая в этом хуторе, насчитывала двадцать семь человек, из них двенадцать были детишками разного возраста. Их-то в первую очередь и принялись вязать степняки. Поразила безысходность в глазах взрослых. Ни один из них не встал на защиту детей. Вот тут-то я и вмешался. Сразу не убил ни одного. Трое получили болты в живот, что бы, значит, подольше помучились, а двое, в которых я определил старшего и его помощника, были обездвижены и привязаны незримыми путами к ближайшему дереву. Хороший кнут стал охаживать их спины, рассекая не только одежду, но и кожу. За трёх раненых я не опасался, они могли только громко кричать от боли и сыпать проклятия, обещая неимоверные кары и месть сородичей. Но эти вопли меня мало интересовали, а вот в глазах старшого я увидел неприязнь и даже осуждение. Мне и без слов была понятна его позиция - ты-то перекати поле, уйдёшь и ищи - свищи тебя, а нам тут оставаться, а сил убегать дальше, уже нет.

Пройдя по следам степняков, я нашёл связанным их проводника, который должен был их провести и к остальным хуторкам. Следов побоев на нём я не обнаружил, а значит, он добровольно решил показать налётчикам дорогу, или его принудили, обещая казнить всю родню. Ладно, с этим разберёмся позже. Пройдя ещё дальше, я нашёл трупы двух сторожей, которых зарезали сонными и, наверняка их расположение показал этот проводник.

Мужичок, пыхтя от натуги, тащил на волокуше тела двух погибших. Когда мы добрались до хутора, я сразу же заметил, что всем троим степнякам кто-то из милосердных перерезал горло и оборвал их мучения. Ничего говорить я не стал, а знаком показал проводнику, куда положить тела. Когда с низ сняли рубаху мужичка, то все селяне увидели распоротые животы и кляпы во рту.

– Это значит, что бы не громко кричали, и вы не услышали их крики,

когда они мучились, пока не умерли. А их убийцам вы, значит, подарили лёгкую смерть.
– Сначала заголосила одна баба, а за ней молодуха на сносях.
– Знаешь, старшой, мне будет совершенно не жалко, если вас всех вырежут степняки, когда найдут ваши хутора. А то, что найдут, я не сомневаюсь, ведь в гостях у вас был не один этот мужик, так что дорогу есть кому показать. Вечно прятаться у вас не получится. Вы уже не свободные люди, вы сами сделали себя рабами, рабами своей трусости. Жалею, что поддался слабости и помог вам.
– Я развернулся и пошёл вон с хутора.

– Постой, воин, твоя правда, трусы мы, а что делать с этим не знаем....

Со всех хуторов набралось два десятка мужиков и молодых парней, так что небольшую деревушку, в которой проживали предатели, взяли в кольцо, пусть и не плотное. Однако я ошибся, это была не деревушка, а небольшое село, так как в самом центре стоял храм Бенедикта. На его пороге стоял дородный служитель этого культа и снисходительно смотрел на то, как два степняка развлекались с девками прямо на пороге, а третий, с луком в руках, внимательно смотрел на десяток мужиков, которые молча смотрели на это безобразие. Негодования или злости на их лицах я не наблюдал.

Первая короткая очередь из самострела досталась животу священника, вторая - степняку с луком. Взлетев на порог храма, я просто насквозь проткнул обе парочки фальконом и, не обращая внимания на их судорожное подёргивание, вошёл вовнутрь. В магическом зрении было хорошо видно, как алтарь оплетает клубок силовых линий, которые затем от него устремлялись через потолок вверх. Под воздействием моего заклятия, камень превратился в песок, а силовые линии тут же потухли. Откуда-то сбоку выскочили ещё две служки, которые тут же превратились в факелы. А вскоре к ним присоединился и сам священник Бенедикта, который нашёл в себе силы, что бы вползти в церковь в надежде на помощь алтаря. Как только я вышел, крыша и стены церквушки обрушились, но три факела по-прежнему ярко горели, наводя страх на всех, кто при этом присутствовал.

Хуторяне стали врываться в дома и выгонять всех жителей села на площадку перед развалинами, не забывая отделять малолетних детей в отдельную кучу. Затем, когда зачистка закончилась, всех детей связали и под охраной отправили на хутор старшого. Что больше всего меня поразило, так это то, что наши действия не вызвали никакой реакции у сельчан, как будто так и должно быть, только одна баба попыталась заплакать, но на неё шикнули и она затихла.

– И кто из вас передал сведения о хуторянах служителю Бенедикта? Мне вот интересно, что вами руководило - зависть, ненависть к соседям или что другое?

Из толпы раздался голос, - А чего они? Отгородились, а мы тут за них страдаем и терпим лишения, вот и пусть расплачиваются.

– А дело то в том, что хуторяне не платят дани ни степнякам, ни дармоедам Бенедикта, вот и живут лучше вас, так как работают только на себя и свои поселения. Вы же сами решили стать рабами, так что не надо винить в этом других. Так кто рассказал храмовнику о независимых хуторах?
– Ответом мне была тишина.
– Пусть староста выйдет вперёд.

Из толпы селян вышел крепкий мужик в справной одежде и, что удивительно, с ножом на поясе.

– Я староста и, да, это я передал рассказ разведчиков нашему священнику с подробным указанием дороги и всего того, что они там увидели. За это нам обещали поблажки и освобождение от оброка на три года. А через два месяца прибыл отряд степняков, который остановился на постой у нас. Они полностью сожгли одну деревню и перебили всех мужчин за то, что двоих воинов подняли на вилы из-за каких-то там девок....

– А скажи ка мне староста, а до этого у вас степняки в гостях бывали?

– Нет, бог миловал.