Новые мученики российские

Польский протопресвитер Михаил

Немало уделял внимания и учащимся всех учебных заведений, а особенно заботился митрополит Владимир о семинаристах, подготовлявших себя на пастырское служение, и вел с ними отеческие задушевные беседы. Приводим выдержку одной из последних бесед митрополита Владимира с московскими семинаристами. Владыка вспоминал настроенность учащихся старой школы и противопоставлял ее нынешнему настроению и взглядам будущих пастырей:

«Тогда ученики более проникались идеальным стремлением и по выходе из школы отдавали себя на служение Церкви, довольные немногим в жизни. Вы скажете, что хлеб Церкви теперь стал черствым. Вероятно, иногда это бывает. Сухая корка не поддается молодым зубам. Но следует, прежде всего, думать не о том, что можно взять от народа,

а что ему сами вы можете дать. Народ беден, жизнь его разъедается пороками пьянства и разврата. Он блуждает в дебрях сектантства и раскола. Когда в народную среду вы внесете истинный свет христианского знания, тогда улучшится материальное положение народа, и он сумет вас отблагодарить. Нужно помнить, что материальное благоденствие пастыря — не самое главное в его жизни. Служение пастыря само по себе безмерно высоко и имеет ценность в самом себе. Пастырь вносит свет в темную среду, пробуждает лучшие чувства, вносит в душу народа мир и спокойствие. Разве это не великое дело, и разве оно не может примирить человека с достатком в жизни!»

Вся полнота любви митрополита Владимира к своей московской пастве и глубина связи его с Москвой сильно сказались при расставании владыки с москвичами, когда он был назначен на Петроградскую первосвятительскую кафедру.

Прощаясь, митрополит сказал сквозь слезы: «Дерево, когда растет, не чувствует, каким множеством разнообразных корней и их тончайших разветвлений оно связано с землею. Но, когда дерево пересаживают в другое место, оно не может не чувствовать всей глубины своей связи с землею. Так и со мною. Ощущаю всю глубину тяжести при разлуке с Москвою, с которой я за 15 лет духовно сросся, но да будет воля Божия».

В 1912 г., когда скончался первоиерарх Православной Российской Церкви Антоний, митрополит Петербургский и Ладожский, на его место был назначен митрополит Владимир. Три года владыка управлял Петербургской епархией, и это было труднейшее время для церковно-общественной работы, ибо тогда усиливалось в Петербурге влияние «темных сил», т. е. «распутинство», митрополит Владимир со свойственными его характеру прямолинейностью и твердостью убеждений вел посильную борьбу с темными силами.

Борьба эта была особенно трагична по своему внутреннему смыслу при наличии того тягостного и рокового недоразумения, которое существовало между лучшими кругами русского общества, к каковым примыкал митрополит Владимир, с одной стороны, и государыней императрицей Александрой Феодоровной — с другой стороны.

Государыня, самоотверженная, беспредельно любящая мать, более всего в жизни любила своего сына — наследника цесаревича — и более всего трепетала за его судьбу. И вот этой-то силой материнской любви воспользовались темные силы. Случайным ли стечением обстоятельств или действием темных, нам неведомых, сил произошло то, что императрица глубоко уверовала, что судьба наследника цесаревича тесно связана с судьбой «старца» Григория Распутина. На этом убеждении царицы построено было громадное почти неограниченное влияние этого «старца».

Когда это влияние стало оказывать действие в сфере церковной жизни, митрополит Владимир счел для себя невозможным дальнейшее молчание и попросил аудиенции у государя.

Архиереи вообще очень редко имели аудиенции у императора. Все сношения между ними обычно поддерживались через обер-прокурора.

Обер-прокурор В. К. Саблер, узнав о цели, с какой митрополит Владимир желал видеть государя, предупреждал владыку о том, что это очень болезненная и сложная тема. Но митрополит смело шел на исполнение того, что он считал непременным своим священным долгом и как первосвятителя Церкви и как верноподданного.

Добившись аудиенции, митрополит Владимир смело и прямо указал государю на все сплетни и грязные рассказы, которые ходили в обществе в связи с именем Распутина, указал на гибельность его влияния, особенно в церковных делах.

Государь, выслушав владыку митрополита, сказал, что, быть может, он и прав во многих

отношениях, но что царица-мать никогда с этим не согласится.

Государыня, узнав о разговоре государя с митрополитом, была страшно возмущена и горячо негодовала против митрополита за его вмешательство в семейную жизнь царской семьи. Государыня заявила, что митрополит — не верноподданный, если он может допустить грязные сплетни и разговоры о царской семье и передавать их государю, когда в действительности ничего этого нет. В ответ на обвинения против Распутина, она говорила, что «старец Григорий неоднократно спасал жизнь нашего сына наследника цесаревича» и никогда грязной мысли о старце она не допустит.

Государыня была права по-своему. Конечно, никакой грязной тени, ничего, кроме самого светлого, кристально чистого, не было в жизни и во взаимоотношениях царской семьи. Но грязь, связанная с Распутиным, проникла в некоторые сферы, близкие ко двору, и об этом-то и говорил митрополит Владимир государю, а государыня не знала и не хотела знать ничего об этой грязи.

Такова была трагедия тех тяжелых лет: оба чистые, высокие духом, праведные перед Богом, царица и митрополит не поняли друг друга. И государыня не захотела выслушать того, кто воистину был и верноподданным и добрым святителем Божиим, того, кому уготована была такая же мученическая кончина, как и всей царской семье.

Митрополит Владимир в 1915 г. впал в немилость и был удален из Петрограда на кафедру митрополита Киевского.

Здесь будет кстати вспомнить слова, сказанные этому великому иерарху одним архиереем: «Вы были первенствующий иерарх между нами не только по своему общественному положению, но и по Вашим высоким духовным качествам, когда Вы светили нам в тяжкие годины церковной жизни. Именно когда люди совершенно изолгались и постоянно изменяли своим убеждениям, Вы не боялись говорить «правду царям», сознательно подвергая себя огорчениям и страданиям, и в то же время претерпевая все житейские скорби со смирением и покорностью Божественному промыслу и с величайшею твердостью души».

Киевская паства с первых же дней окружила своего архипастыря любовью и искренним сочувствием, видя и ценя в нем гонимого за правду опального святителя.

Как первенствующему в Св. Синоде митрополиту Владимиру, по вступлении в управление Киевской митрополией, пришлось вновь приехать в Петроград.

В 1917 г., когда владыка митрополит возвратился в Киев, там уже началось разрушение церковной жизни под натиском революции. Образовался «исполком», и быстро начался развал церковной жизни. Бывший в то время в Киеве Епархиальный съезд духовенства и мирян вылился в «Украинский съезд», и им было предъявлено требование, чтобы в «автономной» Украине была «независимая от Синода Украинская Церковь». Митрополит Владимир любовно, заботливо предостерегал тогда сторонников этой затеи, видя, что разделение церкви приведет только к торжеству внутренних и внешних врагов. Пастырей и пасомых митрополит Владимир призывал терпеливо относиться к своим великим обязанностям участия в церковном епархиальном управлении, избегая вражды и разделения. Но сам архипастырь потерпел много тяжких обид, оскорблений и огорчений.

Осенью 1917 г. образовалась отдельная от России Украинская держава, а вслед за этим в Киеве было провозглашено временное правительство для всей Украинской церкви. Во главе этого церковного правительства встал бывший на покое архиепископ Алексий Дородницын.

Образовавшееся самочинное церковное украинское правительство (или, как оно называлось, «рада») начало переустройство всего уклада церковной жизни в отделенных радой украинских епархиях. Во все духовные консистории были посланы «украинские комиссары». Воспрещалось поминовение за Богослужением Всероссийского патриарха Тихона, а вместо него приказывалось поминать «всеукраинскую церковную раду», возглавляемую архиепископом Алексием. По адресу Киевского митрополита Владимира самозванные духовные комиссары высказывались весьма грубо и оскорбительно.