Новые небеса
Шрифт:
Мукополисахаридоз. Редкая наследственная болезнь. Вовремя не диагностировали, и вот... Прогноз плохой. Умственная отсталость -- сейчас еще небольшая, но она прогрессирует. Костные изменения. Через пару лет он потеряет подвижность. Конечно, коляску предоставляют бесплатно, как и некоторое лечение -- от страховой кассы. Но вы же представляете, жизнь превратится в ад. Собственно, уже... Мучиться самим и мучить ребенка... Ивик поспешно кивала. Сверяла данные, вносила в компьютер. Ей упорно казалось, что все это происходит с кем-то другим. Что она -- вне реальности. Что это -- страшный сон, который обязательно
Все. Я сдаюсь. Я не могу поступать правильно, Кельм. Я очень плохой работник. Мне нашли хорошее надежное место. А я вот так прямо взяла и в середине смены ушла с рабочего места. И больше никогда сюда не вернулась... Что теперь будет? Атрайд. Психологическое обследование, которого я могу и не пройти. Заключение в стационаре. Угроза, нависшая над Кельмом. Над всей так хорошо налаженной агентурной работой.
Но шендак, я не могу этого сделать. Я не могу вот так пойти и собственными руками убить ребенка.
Руки казались ватными. Будто это у нее мукополисахаридоз, будто это она потеряла подвижность. Сердце колотилось, и пот заливал лицо.
Но ведь нет разницы... ведь здесь всегда убивают беззащитных. И не всегда они сами, свободно принимают это решение -- ведь приводят и больных с деменцией. В чем принципиальная разница? Материнский инстинкт? Может быть, надо перешагнуть через себя... Ивик знала, что это у нее не получится. Просто ну никак не получится.
В коридор вышла Тайс. Ивик с усилием оторвалась от стены. Тайс смерила ее взглядом.
– - Где клиенты?
– - Там. Сидят. Я начала.
– - Хорошо, я закончу. Иди вноси данные.
Ивик малодушно нырнула в комнату персонала. Села за компьютер, не различая букв на мониторе. Сцепила пальцы до боли.
Чужими руками. В ней что-то необратимо ломалось. Наверное, совесть.
Она так и сидела, когда Тайс величественно прошествовала по коридору, мимо открытой двери -- родители, видно, пожелали расстаться с ребенком сразу -- ведя за руку маленького белоголового мальчика, толстогубого и с короткой шеей. Мальчик шел с тетей доверчиво, в свободной руке он сжимал бутылочку и помахивал ею при ходьбе.
– - Пришел перевод, - сказала Ивик в трубку, - с деньгами все в порядке. Тилл, нам надо встретиться с тобой.
"Перевод" - было новое оборудование для связи, новый эйтрон. Кельм вздохнул облегченно.
– - Мне сейчас некогда, но я черкну тебе письмецо вечером.
– - Хорошо, я проверю почту.
Голос у нее был безжизненный. Или так показалось? Ладно, не до того. Кельм попрощался и выключил связь. Посмотрел на сидящего перед ним Холена. Дейтрин дымил как паровоз, даже не удосужившись спросить разрешения. В Дейтросе не курят, сложилось исторически. В древности употребляли легкие наркотики, потом, в период христианского преобразования мира, они были запрещены. Холен здесь уже пристрастился к курению. Интересно, что хорошего они в этом находят...
Результаты Холена начали падать в последнее время. Слишком быстро, Кельм еще не ждал этого. И под глазами мешки. Глаза у Холена светлые, как у самого Кельма; волосы тоже не темные, рыжевато-русые. Сошел бы даже за дарайца, если бы не типичное узкое лицо, скулы, разрез глаз. Насколько же красивы дейтрины,
– У нас квенсен был -- на севере. Мари-Арс, - сказал Холен. Кельм вздрогнул.
– Я знал одну девчонку из Мари-Арс.
– Да? Как звали?
– Иль Кон, - выговорил Кельм, и как будто сверкнул солнечный лучик, - да она старше тебя, ты ее не знаешь.
– Иль Кон, да, был такой сен у нас... погоди. Скеро иль Кон. Физик Медианы, сменила касту. Она у нас и преподавала какое-то время.
Кельм вспомнил, что Ивик рассказывала ему о Скеро. Холен между тем продолжал предаваться воспоминаниям.
– Почему-то из детства я ничего такого не помню. А вот в квенсене. Знаешь, когда снег еще не сошел, весной... но проталины. Черные проталины среди уже посеревшего, съежившегося снега. И там, на проталинах начинают цвести такие меленькие голубые цветы. Снеженки. И ты понимаешь, что холод кончился...
– Помню. Я служил на севере в молодости, какое-то время.
Кельм наконец собрал все сегодняшние, произведенные интернатскими ребятами, маки в одну папку. Контингент А постарался. Но с другой стороны -- ничего такого, против чего в Дейтросе не существовало бы стандартной, давно разработанной защиты. Можно даже не отправлять. И еще три вида виртуального оружия, созданные сегодня "контингентом Б", то есть этим самым бывшим гэйном, который теперь сидит здесь, дымит гадостью -- Кельм давно привык вдыхать мерзкий дым -- и как пьяный, несет какую-то чушь.
– Слушай, а если бы мы вот например, вернулись... нас бы в Верс?
– Ну а как ты думаешь?
– У меня там жена, трое детей.
– Она кто по касте?
– Она тоже гэйна, - сказал Холен, - ее не это? Из-за меня.
– Да нет, - Кельм пожал плечами, - с чего бы? Она-то здесь при чем? Ты что, здешней пропаганды наслушался, что ли? Там, конечно, не сахар, но уж не так, как здесь рассказывают. Каждый отвечает за себя, а не за семью.
– А у тебя... остался там кто-то?
– Я не был женат.
– Ну ты даешь! Как это ты так?
– Да ну их, баб этих, - неохотно сказал Кельм.
– А здесь у тебя есть ведь баба...
– Так я же на ней не женюсь.
Он просмотрел маки Холена. Красиво, типично для визуальщика. Сине-золотая грибница, прорастающая сквозь тела противника; гигантские, в сверкающих драгоценных прожилках, кварцевые глыбы, летящие с неба -- обыковенный пресс; нарушающие видимость и режущие зеркальные плоскости. Но отчего-то даже так, в проекции, ощущалось, что -- слабенькие маки. Ненамного сильнее, чем у ребят. Холен уже теряет СЭП. Так он и пьет много. Кельм сбросил маки Холена в ту же папку. Перенес папку на флешку. Раскрыл данные по интернату, надо еще сегодня рассортировать, начальству обещал. Холен все бормотал что-то. Кельм досадливо сморщился. Ну откуда у людей столько свободного времени? Сидит, треплется... тут бы скорее закончить -- и домой, надо еще по делу Кибы столько мелочей подмести...