Новые парижские тайны
Шрифт:
Франция утверждает, что сохранение Алжира является для нее вопросом жизни и смерти.
Но ведь без Катанги Конго нежизнеспособно.
По крайней мере уже неделя, как весь мир согласился с этим, и вчера войска ООН должны были войти в Катангу.
Однако это не было сделано.
Мир рискует дождаться «священной войны» черных африканцев.
Что произошло? Чьей пропаганде, чьему шантажу обязаны мы таким поворотом событий?
Это тоже связано и с «черномордыми» из льежских шахт начала века, и со вчерашним поездом.
«Богатому трудней войти в царствие божие, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко» [167] .
Я часто думаю об
Будь я один, разве бы я не отказался от нее? Я неоднократно делал попытки изменить свою жизнь да и сейчас не прекращаю. Ведь образ жизни, какой я веду, противоречит моим убеждениям, моему инстинкту. Оттого, вероятно, и угрызения совести. Во всяком случае, это меня угнетает. Но, как все, я успокаиваю совесть тем, что иначе я, дескать, не смог бы работать, что никому от этого хуже не будет, что в процессе эволюции общества естественно, что…
167
«Богатому трудней…» — неточная цитата из Евангелия от Матфея (19, 24).
Только это ложь. И именно потому, что другие приспосабливаются точно так же, как…
Но, с другой стороны, мне прекрасно известно, что равенства не существует; видимость равенства возможна лишь при условии урезания всего, что возвышается над средним уровнем. Я признаю наличие биологической необходимости естественного отбора, ведущего к уничтожению равенства подобного рода.
Но для моего спокойствия этого недостаточно. Я живу в замке, который был построен в XVII веке для семейства почти всемогущего бальи [168] ; во дворе находились три тюрьмы. И вот уже четвертый год я изо всех сил стараюсь добиться, чтобы каждая комната в нем была прекрасна, каждая стена приятна для глаза, каждый предмет обстановки был маленьким чудом.
168
Бальи — в средневековой Франции королевский чиновник, осуществляющий административную и судебную власть в какой-либо большой области страны.
Пока это разрешается. Кем?
Я заметил, верней, знаю по опыту, что у интеллектуалов, людей образованных или развитых, реакция на глубинные инстинкты и страсти точно такая же, как у всех прочих. Единственная разница — они пытаются оправдывать свои поступки.
Поведение Наполеона мало чем отличается от поведения какого-нибудь честолюбца из крохотного городишки. Дело лишь в размерах, в масштабах. А основа та же. Бальзак в личной жизни вел себя так же наивно, как самый простодушный, самый примитивный из его героев.
А взрывы гнева, злопамятность, нелепые хитрости, скажем, Гюго или Пастера… Я видел, как великие врачи плели гнусные интриги ради медали, ордена, кресла в Академии медицинских наук.
Нет ни малейшей разницы в непритворном поведении, в реакции на страсти у людей образованных и необразованных, разве что у первых механизм усложняется более или менее специфическими размышлениями, позднейшими истолкованиями («Мемориал острова Святой Елены» [169] ) и так называемыми проблемами совести.
169
«Мемориал острова Святой Елены» — произведение французского мемуариста графа Лас Каза (1766–1842), проведшего год с сосланным на остров Святой Елены Наполеоном I. В «Мемориале» подробно описана жизнь Наполеона в ссылке и собраны его высказывания.
Мориак вел себя так же, как его привратник или истопник; единственная разница —
Древнегреческие трагики, Шекспир и другие драматурги всего лишь изображали страсти в чистом виде — страсти человека улицы — и наделяли ими королей, императоров и прочих сильных мира сего.
Если я выбирал в герои неотесанного человека (правда, не всегда; см. «Президент», «Сын» и еще кое-какие романы), то только для того, чтобы избежать изощренных истолкований, искусственных реакций, порожденных образованием или культурой.
У простого человека поведение не так искусственно, оно зримей и естественней.
Вот, к примеру, упорное использование слов, которые не соотносятся ни с понятиями, ни с теориями современной науки, ни с верованиями тех, кто их употребляет. В частности слов, заимствованных из самых разных религий, в том числе самых древних, самых странных. Из них сохранились главным образом слова, обозначающие проклятие, виновность, запрет, кару и т. п.
Пример: слово «табу»; оно совершенно не свойственно людям Запада и тем не менее вошло в обиходный язык.
А почему они усвоили слово «пария»?
В основном это все выражения, связанные со страданием, грехом, смертью, агонией, карой на этом или на том свете: «… не на жизнь, а на смерть… смерть кружит вокруг… худой, как смерть… бледный как смерть… поле смерти… смерть такому-то!., любить до смерти… ненавидеть до смерти… устал до смерти… смерть в глазах… собачья смерть… ложе смерти… и т. д. и т. п. (плюс пословицы и поговорки)…»
То же со словом «мертвый»:
«…ни живой, ни мертвый… мертвый час… мертвый сезон… мертвый взгляд… мертвая погода… мертвый язык… натюрморт (в смысле «мертвая природа»)… мертвый дом…»
То же со словом «грех» (даже без всякого религиозного смысла).
Или вот еще: «как в агонии…», «агонизировать…», «агонизируя…». Эти слова используются очень часто — и в прямом и в переносном смысле, но очень редко в том, какой придается им современной медициной.
Чистилище… ад…
Это все наследие страха, доставшееся нам от незапамятных времен, принадлежавшее сотням религий, и мы сохраняем его, передаем с помощью слов нашим детям, хотя — о, ирония! — пытаемся дать им более или менее рациональное и научное представление о мире.
Мы тащим за собой тысячелетия страха!
Ну, вот и все. Я закончил свой коллаж. Перечитывать не стану. Так будет честнее.
Я часто повторяю, что я аполитичен, и полагаю, так оно и есть. Однако сейчас, если бы у меня было французское гражданство, вполне возможно, я поддался бы искушению поставить свою подпись под «Манифестом 121 или 125» [170] (цифра не имеет значения), требующим, чтобы за солдатом, которого посылают в Алжир, где он будет вынужден совершать действия, в какой-то мере противоречащие его убеждениям, было признано право на дезертирство. Я отчасти завидую тем, кто отважился подписать его и теперь подвергается за это гонениям. Мне хотелось бы, чтобы все артисты, писатели и т. д. устроили нечто вроде забастовки солидарности со своими коллегами, для которых теперь закрыт доступ на телевидение, в кино и в субсидируемые правительством театры, а главное, с преподавателями, пострадавшими куда сильней. Все эти меры возмущают меня, вызывают негодование.
170
«Манифест 121 или 125» (правильно: «Манифест 121») — в конце 1960 г. во Франции был опубликован Манифест, собравший 121 подпись представителей левой французской интеллигенции, протестовавшей против продолжения войны в Алжире. Среди подписавших его: Ж.-П. Сартр, С. Бовуар, К. Симон и др.