Новые парижские тайны
Шрифт:
В Берлине картотеки лучше, аппаратура совершеннее. В Праге, Вене и даже в Амстердаме — тоже. И тем не менее чаще всего именно к нам приезжают перенимать опыт всякие международные полицейские знаменитости.
И причиной этому не только руководители — комиссары, не только лаборатории с их ежедневными находками, но и, наверное, трудолюбивые муравьи из отдела гостиниц, охраны нравственности, из железнодорожной и оперативной служб, не всегда очень уж элегантные инспекторы, которые вечно наводят справки в гостиницах, зорко приглядываются к приезжающим и отъезжающим, стоят, заложив руки за спину на дешевых местах на ипподроме.
Их
За кулисами полиции [22] (перевод И. Русецкого)
Начиная эти статьи, которые скорее похожи на ряд бесед, я невольно вспоминаю, как однажды вечером сидел в кабинете, в котором горела лампа с зеленым абажуром. Строгая мебель красного дерева, кресла обтянуты темной кожей. На каминной полке, словно в старом провинциальном доме, — давным-давно остановившиеся черные мраморные часы. Снаружи, между двумя вереницами огней, мирно течет ночная Сена.
22
Двенадцать статей опубликованы в «Пари-суар» в феврале 1934 г. Перевод сделан по: G. Simenon. A la d'eсouverte de la France. P., 1976. На русском языке публикуется впервые (с сокращениями).
Было очень тепло и тихо. Только обитая дверь смутно напоминала о чем-то официальном и внушительном. Улыбнувшись, некий высокопоставленный государственный служащий с седыми волосами и мушкетерской бородкой — этакий остепенившийся д'Артаньян — задал мне, автору детективных романов, каверзный вопрос:
— Ну-ка, скажите, сколько, по-вашему, преступлений по корыстным мотивам совершается ежегодно в Париже и пригородах?
Этот вопрос начальник уголовной полиции задавал многим, и в глазах у него загоралась насмешка, когда собеседник говорил «восемьсот», иногда «сто», самое меньшее — «пятьдесят». Из боязни опростоволоситься я не решился назвать цифру, которую называл прежде, до того, как ее произнес он:
— В среднем семь.
На четырехмиллионное население семь убийств, совершенных из корысти!
Внезапно для меня многое стало понятным, и я посмотрел новыми глазами на плохо освещенный коридор с тусклыми стенами, в который выходили двери кабинетов, принадлежащих комиссарам. Здесь все выглядит далеко не так внушительно, как снаружи: Дворец правосудия благодаря своей архитектуре уже давно заслужил зловещее прозвище — Остроконечная башня. Уголовная полиция занимает лишь небольшую часть его помещений, это только ячейка громадного улья.
Вы увидите здесь комиссаров и инспекторов, которые с бумагами в руках снуют туда и сюда, болтают у приоткрытых дверей или на лестничных площадках. Увидите посетителей, которые в ожидании приема рассматривают фотографии в черных деревянных рамках: это полицейские, погибшие при исполнении обязанностей.
Нет! Клянусь вам, ничего страшного здесь нет. Атмосфера очень свойская. Никто не старается говорить потише. Хлопают двери. Многие издалека окликают друг друга, и даже привратник без золотой цепи и форменной одежды не запретит вам курить. В любом, самом небольшом коммерческом или финансовом предприятии
Вы мельком увидите полицейских знаменитостей, чьи имена упоминаются в связи с громкими делами. У вас есть шанс взглянуть на какую-нибудь гордость преступного мира — в наручниках, между двумя инспекторами. Быть может, вы даже услышите, как они смеются втроем и угощают друг друга сигаретами.
Но вы увидите и другие, более трогательные лица. Заметите фигуры, стыдливо проскальзывающие мимо. На этом красном диване, например, рядом с насвистывающим сутенером-осведомителем ожидает приема господин с лихорадочно горящими глазами и розеткой Почетного легиона в петлице — это видный промышленник. Его сын натворил глупостей. Отец пришел спасти его, прежде чем отправить на годик-другой в Америку.
Кто этот маленький буржуа с покрасневшими веками? Торговец скобяным товаром с бульвара Вольтер. Его жена сбежала с молодым любовником, захватив с собой всю наличность. Он опять будет плакать и объяснять, что деньги ему не нужны, вернуть бы только жену…
А эти истории с неосмотрительными девушками, с письмами, которые нужно любой ценой получить назад!
Вы говорите, что, как парижская достопримечательность, Остроконечная башня выглядит внушительно? А вот с точки зрения уголовной полиции Париж выглядит омерзительно — не город, а четырехмиллионный муравейник.
Здесь работает сравнительно немного людей, немного не ахти каких авторитетных служащих. Большую часть времени все двери тут открыты. И папки валяются на столах! Заурядный торговец хранит любую, даже самую пустяковую деловую бумагу в сейфе. В здешних же бумагах заключены, не побоюсь сказать, человеческие жизни и смерти. Все духовные недуги Парижа — от убийства, воровства, изнасилования, мошенничества до таких жалких и постыдных пороков, что им и названия-то нет.
Вы мимоходом услышали обрывки разговоров? Из кабинета слева доносятся приглушенные голоса: человек в окружении пяти других вот уже десять часов отстаивает свою жизнь. Ему только что принесли стакан пива и бутерброды.
Вас интересуют черноглазые иностранцы, за которыми в ожидании комиссара потихоньку наблюдают инспекторы? Эти люди вступили в заговор против правительства дружественной нам страны, которое требует их выдачи. Если мы уступим, если переправим их через границу, то никогда о них больше не услышим.
Телефонный звонок? Ерунда. Происшествие. Драка в Шарантоне, на набережной. Один получил ножевое ранение, другой, кажется, упал в воду.
И тем не менее здесь, как в любом учреждении, разговаривают о жалованье, о продвижении по службе, о возможном министерском кризисе и его влиянии на будущие повышения.
Вот об этой полиции, о ее деятельности, о ее заботах и успехах я и хочу вам рассказать; одновременно я опишу ее посетителей и осведомителей и попытаюсь показать разницу между учреждением на набережной дез Орфевр и «Большим домом» на улице де Соссэ.
«24 января, в полдень, трое вооруженных грабителей ворвались в помещения банка Баруха, ранили одного из служащих и, угрожая остальным, скрылись с содержимым сейфа, которое составляло 135 тысяч франков».