Новые приключения Эллери Квина
Шрифт:
— Вы имеете в виду, что никогда не слышали о Папаше Уинге? — недоверчиво спросила Паула.
— Невиновен! — быстро заявил мистер Квин. — Еще пудинга, пожалуйста.
— О вечном болельщике? Мальчике, который так и не вырос?
— Благодарю вас, — сказал мистер Квин. — Прошу прощения?
— Завсегдатае Выставочного парка и лос-анджелесского «Колизея», имеющем пожизненное место на всех футбольных матчах с участием «Троянцев»? Неофициальном тренере, массажисте, водоносе и коллекционере футбольных мячей одиннадцати «троянцев»? Перси Скуайрсе Уинге по прозвищу Папаша, который родился в 1904 году в Южной Калифорнии и
— Ради бога, довольно! — простонал мистер Квин. — Я склоняюсь перед этой сокрушительной характеристикой. Теперь я знаю о Перси Скуайрсе Уинге более чем достаточно.
— Сожалею, — сказала Паула, быстро вставая, — потому что если вы уже набили ваше ненасытное брюхо пудингом, то мы нанесем рождественский визит этому великому человеку.
— Нет! — вздрогнув, воскликнул мистер Квин.
— Вы ведь хотите посмотреть матч в «Розовой чаше», не так ли?
— Кто же не хочет? Но я не мог достать билет ни за какие деньги.
— Какой же вы беспомощный! — промурлыкала мисс Перис, обнимая его. — Ну ничего — сейчас вы увидите, как я с помощью лести выманю у Папаши Уинга два места на стадионе!
Хозяин замка, чьи башни возвышались над похожим на парк поместьем в Ингвулде, был толстопузым мальчишкой средних лет, имеющим почти одинаковые размеры в высоту и в ширину, с лысой макушкой и румяными щеками, показавшимся с первого взгляда мистеру Квину похожим на красную виноградину, лежащую на валуне.
Они застали миллионера сидящим на траве в центре лужайки и горячо спорящим с молодым человеком, который, судя по геркулесовскому телосложению, клинообразному трону и бронзовому цвету кожи, мог принадлежать только к категории футболистов и, следовательно, был будущим зятем мистера Уинга и новогодней надеждой «Троянцев».
Юная леди с рыжими волосами и вздернутым носом сидела на траве рядом с ними; ее голубые глаза смотрели на загорелое лицо молодого человека с тем неприкрытым обожанием, какое юные леди обнаруживают на публике, только когда их молодые люди официально капитулируют. Мистер Квин без особого труда пришел к выводу, что это дочь великого человека и невеста мистера Родди Крокетта, Джоан Уинг.
Они манипулировали крокетными шарами с помощью молоточков и воротец, иллюстрируя свою сложную полемику, которая, очевидно, касалась надежного метода обезвреживания зловещего защитника каролинской команды — Остермура.
Мистер Уинг шепотом предупредил Родди при виде незнакомой ему фигуры мистера Квина, и тот ощутил себя шпионом во вражеском лагере. Но мисс Перис спешно поручилась за преданность Эллери делу Трои, после чего в течение некоторого времени звучали рождественские поздравления и представления, позволившие мистеру Квину познакомиться с двумя персонами, в которых он сразу узнал представителей рода постоянных гостей. Один из них — бородатый джентльмен с торчащими скулами, непонятным акцентом и русскими (досоветскими) манерами — носил титул великого князя Острова; второй была худощавая смуглая женщина с непроницаемыми черными глазами и, мягко выражаясь, необычным именем мадам Мефисто.
Оба, кратко кивнув мисс Перис и мистеру Квину, продолжали ловить каждое слово, слетавшее с уст
Румяный цвет лица благородного «троянца», как предполагал мистер Квин, объяснялся либо постоянным пребыванием на воздухе, либо повышенным кровяным давлением. Вскоре он убедился в правильности обоих выводов, поскольку Папаша Уинг без излишней скромности заявил о себе как о завзятом рыболове, охотнике, альпинисте, яхтсмене, игроке в гольф и поло, а кроме того, он был юрким и возбудимым, как маленький мальчик.
Аналогия с мальчиком вновь пришла в голову мистеру Квину, когда «вечный студент» потащил его осматривать то, что он именовал «комнатой трофеев». Страхи мистера Квина подтвердились, ибо в огромном помещении со сводчатым потолком, где председательствовал мрачный, высохший и немногословный старый джентльмен, представленный как Гэбби Хантсвуд, ему пришлось обследовать такое фантастическое и многообразное собрание хлама, какое могло существовать лишь в детских мечтах.
Альбомы с почтовыми марками, флаги американских колледжей, головы диких зверей, коллекция спичечных этикеток, коробки от сигар, чучела рыб, армейские головные уборы всех стран времен мировой войны — все это находилось здесь. Сияющий Папаша Уинг бросался от одного экспоната к другому, поглаживая их с таким удовольствием, что мистер Квин с тоской вздохнул о своей ушедшей юности.
— Не являются ли эти вещи слишком… э-э… ценными, чтобы оставлять их здесь подобным образом, мистер Уинг? — вежливо осведомился он.
— Нет-нет. Гэбби заботится об их безопасности еще более ревностно, чем я. Верно, Гэбби?
— Да, сэр, — ответил Гэбби, с подозрением косясь на мистера Квина.
— Он заставил меня установить здесь систему сигнализации. Ее не видно, но комната так же надежна, как сейф.
— Еще надежнее, — проворчал Гэбби, мрачно глядя на Эллери.
— Думаете, Квин, у меня не все дома?
— Нет-нет, — быстро ответил мистер Квин, подразумевая «да-да».
— Так думают многие, — усмехнулся Папаша Уинг. — Ну и пускай. Между 1904-м и 1924-м годами я не жил, а прозябал. А потом меня кое-что пробудило к жизни. Знаете, что?
Знаменитое дедуктивное мышление мистера Квина оказалось неадекватным предложенной задаче.
— Уверенность, что я делаю достаточно денег, чтобы уйти на покой нестарым человеком и наплевать на весь мир. И я так и поступил! Удалился от дел в сорок два года и начал заниматься тем, на что у меня не хватало ни времени, ни денег, когда я был юнцом. Я начал коллекционировать вещи. Это сохранило мне молодость! Подойдите-ка сюда, Квин, и взгляните на мою самую ценную коллекцию. — Он потянул Эллери к огромной стеклянной витрине.
Судя по гордому голосу хозяина дома, мистеру Квину предстояло увидеть нечто вроде коллекции корон царствующих домов Европы. Но вместо этого его глазам предстало множество старых и грязных футбольных мячей, аккуратно лежащих на подставках из черного дерева с надписями из листового золота. Первая попавшаяся на глаза Эллери гласила: «Розовая чаша», 1930 г. Университет Южной Калифорнии — 47, Питтсбург — 14». На других подставках были похожие надписи.
— Я бы не расстался с ними и за миллион долларов! — заявил великий человек. — Мячи в этой витрине представляют все победы «Троянцев» за последние пятнадцать лет!