Новые рассказы южных морей

Джонсон Колин

— Но я христианин.

— В самом деле? Так почему бы тебе не обратиться к церковникам? Они, конечно же, тебе помогут.

Действительно, мне следовало бы додуматься до этого раньше. Я стал священником по призванию. И, поверьте, неплохо потрудился на церковной ниве, куда удачнее любого другого чернокожего. Даже многие белые могли бы мне позавидовать. Достаточно вспомнить, сколько народу я обратил в христианство — сотни и сотни душ. Туземцы нищи и безгрешны, им нечего положить к стопам Господа, кроме своей нищеты. Однако все они, их дети и правнуки будут добрыми христианами; будем надеяться, что кто-нибудь из их потомков сумеет пробиться к власти и деньгам и сможет предложить больше.

Итак, я должен воззвать к совести моего друга епископа Каприкорнийского;

мы знали друг друга много лет. В конце концов, только по его милости я был рукоположен. «Дело стоило того», — не раз потом говаривал епископ, ощущая скорее удовлетворение, нежели гордость. Действительно, он не остался в накладе. Мы построили церковь, ту самую, в которой я сейчас лежу, лучшую и самую высокую в Северной Австралии. Сложенная из огромных камней весом в несколько тонн каждый, она больше похожа на храм, чем на простую церковь. Пришлось изрядно попотеть, чтобы доставить сюда эти камни. Они валялись по всему склону, спускающемуся от бокситового плато к морю. Предание племени Риратжингу гласит, что один из наших прародителей, легендарный Водал, прогнав злых духов с суши в море, швырял эти камни им вслед. Дело происходило во Времена Сновидений, и за достоверность истории я бы не поручился — ведь она нигде не записана. Стоило немалых хлопот и трудов сдвинуть валуны с места, и, если бы не грузовики, подъемные краны и взрывчатка ОБМАНА, мы никогда бы с этим не справились.

Ныне здесь, меж камнями, царят мир и покой. Правда, справедливости ради надо отметить, что это обошлось нам недешево. Половину всех денег, полученных племенем за аренду нашей земли, поглотили вставшие надо мной стены. На редкость величественный и живописный вид у нашей церкви — «Воплощение преимуществ христианства», так названо это сооружение в одной книге, — жаль, что мне приходится расставаться с ней. Верно и то, что другая половина наших денег благополучно попала в надежные руки Господа — а сколько слов похвалы произнес мой друг, епископ, по этому поводу — и пошла на финансирование организованного им Евхаристического съезда. Какое событие! Христианские души всех цветов и обликов хлынули к нам со всего света. И это еще не все. Нам довелось пережить немало других столь же торжественных дней. Не один день звучал оплаченный нами звон колоколов Кентерберийских по душам усопших прародителей племени Риратжингу. Мы надеялись выманить их из Времени Сновидений, из Бралгу, заставить уйти от Водала и Джанггавула и переметнуться на нашу сторону. Мне пока неизвестно, каков был результат; это еще предстоит выяснить.

— Помог ли я тебе, Джордж? Вечером я молился за упокой твоей души, — виновато промолвил епископ. — Утром помолюсь снова.

— Для могилы не нашлось места. Всей землей владеет компания ОБМАН.

— Они разберутся, можешь не беспокоиться.

— Но старейшины уже готовят церемонию погребения.

— Мошенники, пусть только посмеют. Забыли, что они христиане!

— Звуки диджериду и юбара [17] слышны из лагеря всю ночь — скоро люди племени придут, чтобы забрать меня.

17

Духовые музыкальные инструменты.

— И что они с тобой сделают? — рассеянно спросил мой друг.

— То же, что всегда делали со своими покойниками: положат труп в выдолбленный ствол.

— Неужели там сохранились деревья? Разве шахтеры не свели весь лес?

— Они засунут меня в канализационную трубу.

— Боже мой, какой позор!

— А если около церкви? — шепнул я. — На церковном дворе достаточно места.

— Надо быть святым, чтобы упокоиться там. Извини, но правила есть правила.

Какая жалость, что нет чернокожих святых, и похоже, мир и дальше будет обходиться без них.

Все-таки я зря беспокоил епископа: обращаться за помощью следует лишь к тому, кто действительно в состоянии что-то сделать, например… ну конечно, к королеве! Уверен, достаточно будет заикнуться о моем затруднении,

и целый мир и все ее смиренные подданные узнают, что королева помогла мне упокоиться, как подобает христианину.

Мне прежде не доводилось бывать во дворце.

В этом не было нужды, не то я навещал бы королеву почаще. Прошло немало времени с тех пор, как мы познакомились, — она совершала тогда поездку по резервациям для аборигенов и… я даже пожал ей руку. Она, несомненно, меня помнит, потому что я преподнес ей рисунки на древесной коре, очень большие, с изображением наших мифологических предков и древних обрядов. Кое-кому из старейшин Риратжингу не понравилось, что я предаю в чужие руки святыни племени, и с той поры они прозвали меня Могвои, духом-отступником. Как бы то ни было, королева оценила подарок и вежливо улыбнулась. Я полагал, что при новой встрече она опять мне улыбнется, однако вид у нее был угрюмый и неприступный.

— Повторите номер вашего жетона громко и отчетливо, — произнесла королева. Такой жетон носил на шее мой отец десятилетия назад. Хотя в то время ни он и никто другой не умел разбирать цифры. Королева говорила как-то странно. Не только голос и манеры, самый облик ее изменился до неузнаваемости. Лишь голова осталась похожа на прежнюю, но она помещалась на внушительном пьедестале в виде картотечного шкафа и была совершенно неподвижна. Собственно говоря, я тут же сообразил, что вижу просто бюст королевы, установленный на компьютере. Когда я приблизился, она завопила:

— Не задерживайте программирование. Сформулируйте вашу задачу!

— Я не хочу отправляться на остров мертвых Бралгу.

— Почему? Там находятся все ваши прародители.

— Но это вне ваших владений, ваше величество.

— В таком случае — местный водоем, ведь там вам положено находиться?

— Он загрязнен сточными водами и химикалиями с той поры, как вы открыли рудник.

— Субъективные оценки не допускаются.

— Я прошу…

— Повысить арендную плату, я полагаю.

— Нет, всего лишь три фута на шесть футов.

— Законы собственности незыблемы; не препятствуйте прогрессу.

— Пожалуйста, всего три на шесть!

— Вопрос будет передан на рассмотрение Королевского совета; он заседает на пятом году каждого десятилетия.

Наверное, не следовало беспокоить никого из них. У белых хватает своих забот. В конце концов, какой смысл надоедать людям?! Ты играл свою роль, пока был жив, а после смерти радуйся, если живые просто вычеркнут тебя из памяти. Вот бы моим соплеменникам понять это! Но вряд ли они способны постичь всю глубину этой мысли. Пока, во всяком случае. Они приближаются ко мне, будто ничто и никогда нас не разделяло, и озабочены точным выполнением всех обрядов. Их тут множество. Они снарядят мою душу в путь так, словно я никогда не слыхал ни про святой крест, ни про бога. Возможно, так и должно быть. Звуки диджериду и юбара набирают силу. Раньше это был не более чем шепот, долетающий с ветром с открытого моря издалека, с Бралгу. Теперь они совсем рядом, подобные реву урагана, и не утихнут много дней и ночей.

Уже скоро меня положат в… Если не окажется поблизости дуплистого дерева, сойдет труба или большой бак из-под бензина. Пусть завернут хоть в лист кровельного железа. Теперь это не имеет значения.

Едва ли они отправят меня в Бралгу. Когда человек умирает, рассказывают старики Риратжингу, его дух разделяется на три части: одна уходит в Бралгу, чтобы присоединиться к прародителям, другая опускается на дно тотемического водоема и ожидает нового рождения, а тем временем третья, называемая Могвои, блуждает по землям племени. Нет, в Бралгу меня не допустят. Тем лучше. После всего, что случилось со страной и народом Риратжингу, нелегко будет встретиться с прародителями. Племенные водоемы засыпаны; но если бы какой-нибудь и отыскался, я не хотел бы ждать там и рождаться заново. В конце концов, ради чего снова жить в этом мире, если даже холмы и скалы отняты у твоей земли. Нет, я стану Могвои, духом-отступником, скитающимся по свету, и время от времени я буду являться тем, кого знал при жизни, чтобы им тоже не ведать покоя.