Новые встречи

Калчев Камен

Борис уже хотел было идти, но в дверях остановился и, указывая на гвоздь в углу, спросил:

— Где моя мандолина?

Бабка пригнулась, чтоб лучше слышать.

— Мандолина, мандолина где? — крикнул Борис ей в ухо.

Старухе почему-то показалось, что речь идет о Валентине, и она снова начала горячо объяснять, что девочка в детском садике, что мать следит за ней и так далее, и тому подобное. Борис махнул рукой и прекратил расспросы. Он все еще оглядывал комнату, не увидит ли что-нибудь из детских вещичек. Но не было ни одной игрушки,

даже лоскутка — все, конечно, попрятала Яна. Борис разозлился и, не удержавшись, спросил:

— За кого ее выдают?

— Молодуху-то?

— Молодуху.

— За какого-то там директора… Будто бы Ружа все это устроила, кто их разберет… Только бы ребенку хорошо было.

— Пустая затея… Дедушка знает об этом? — громко прокричал Борис.

— Как будто знает. Он на ее стороне.

— Еще бы, — нахмурился Борис. — На ребенка ему наплевать… Тоже мне наставник!

Бабка смотрела на него, разинув рот, — она не поняла его слов, но почувствовала, что внук чем-то огорчен. Она пробовала удержать его, как-то смягчить обиду, но Борис был неумолим. Зажав под мышкой портрет, он осторожно, боясь испачкаться, переступил порог и крикнул бабке:

— До свидания! Я еще зайду! — И, указывая на лужу, посоветовал: — Возьми тряпку да вытри!.. Грязища какая!

— Как говоришь?

— Тряпку, тряпку!

Борис зашагал по дорожке, размахивая свертком, довольный, что удалось все же кое-что выведать у бабушки.

20

Желание увидеть ребенка овладело им настолько, что он почти перестал интересоваться работой на «Балканской звезде» и сумасбродствами Гиты. И работа и Гита отошли теперь на задний план.

Это желание подогревалось не только внезапно вспыхнувшей родительской любовью, вполне понятной и естественной, но и тем, что он натыкался на препятствия. Он не мог встретиться с дочуркой, как ни старался. Придет в детский сад — ее недавно увели, станет разыскивать в городском парке — оказывается, видели, как они с дедом Екимом пересекли аллею и спустились к речке…

Никто ему не сочувствовал, кроме бабки Деши. Все избегали его, посмеивались и шушукались у него за спиной. Это еще сильнее подзадоривало Бориса добиться своего — повидать дочь. «Ребенок мой, и я должен его увидеть, — говорил он. — Девочка должна знать, кто ее отец!»

Наконец Борис решил встретиться с Яной и поставить вопрос ребром, как бы неприятно это ни было.

И вот однажды вечером, захватив подарок для ребенка, он отправился на «Балканскую звезду», чтобы дождаться Яны у выхода с фабрики. Но, считая для себя унизительным вертеться у ворот, он выбрал наблюдательный пункт напротив, возле павильончика, именуемого «забегаловкой», откуда была видна вся фабрика. Заняв удобную позицию, заказал стопку ракии и начал следить за фабричными воротами. Оттуда торопливо выходили рабочие и работницы и шли своим путем, не обращая на него внимания. Борис, стоя, мрачно пил ракию.

Мимо прошли все женщины из ткацкого цеха, но Яны среди

них не было. Борис заказал вторую порцию, решив подождать еще. Прошли служащие административного отдела, а после того, как он выпил третью, потянулись возчики. Яны все не было. Зло разбирало Бориса. «Что за безобразие!» — возмущался он про себя и заказал четвертую стопку. В это время на аллее, ведущей к главному входу, показалась неуклюжая фигура Гатю. Его появление и расстроило потерявшего всякую надежду Бориса и обрадовало.

Гатю шел ссутулившись, заткнув кнут за голенище сапога. Похоже было, что и он собрался завернуть в «забегаловку» — не зря же он предусмотрительно спрятал кнут.

Старые знакомцы увидели друг друга издалека. Подивились, что довелось встретиться именно тут, у этого заведения. Гатю поморщился было — не любил он пить «при свидетелях», но раз уж случай свел их, деваться некуда. Со снисходительной усмешкой протягивая руку, Борис крикнул: «Мараба!», как было принято среди возчиков. Гатю ответил тем же и подошел к стойке, придерживая рукой нос, будто опасаясь, как бы он не отвалился. Подняв стаканчик двумя пальцами, он деликатно чокнулся с Борисом.

— Ну, будь здоров!

— Будь здоров!

Борису, уже основательно подвыпившему, Гатю показался вдруг очень странным. Перед ним был словно совсем не тот человек, которого он знал. Он оглядывал его с ног до головы и все ухмылялся, будто видел что-то очень забавное, только не хотел говорить об этом. Гатю, разумеется, был все тот же, в тех же люстриновых штанах и кепке, но давно не бритый и впрямь походил на какое-то неуклюжее косматое животное.

Гатю ограничился тремя стопками ракии, и этого оказалось достаточно, чтоб на носу у него проступили тоненькие фиолетовые жилки. Бориса начали раздражать и нос его, и зубы, показавшиеся похожими на собачьи клыки. В пьяном раже он прикрикивал на него: «Цыц ты!», хохоча прямо в лицо.

Гатю отодвигался в сторонку, намереваясь незаметно скрыться. Но Борис хватал его за рукав и не отпускал. Ему доставляло удовольствие болтать с возчиком и цыкать на него, как на собаку.

— Значит, тебе хочется знать, кого я жду, — в сотый раз повторил Борис, чокаясь с Гатю. — Хочешь разгадать мои секреты? Ладно, я тебе их раскрою!.

Он отпил глоток и вдруг закричал:

— Эй, воры! Кто украл у меня сверток? Мой сверток! У меня был сверток! Кто его украл?

— Ты что, ослеп, что ли? — пробурчал Гатю. — Вот он у тебя перед глазами.

Борис осклабился.

— Извиняюсь… Так кого я жду? Товарища Желеву… Пардон, Манчеву!

И тыча Гатю в грудь пальцем, затрясся от смеха. Гатю пристально смотрел на него. Борис напоминал ему петуха, исклеванного курами, который все еще горделиво пыжится.

— Зачем тебе Яна понадобилась? — спросил Гатю.

Вместо ответа Борис крикнул:

— Цыц! — и замахал на него, будто боясь, что Гатю его укусит. — Не суй морду, куда не просят! Будь здоров!

Гатю чокнулся, но продолжал выпытывать: